Свет сразу стал не мил Кротову. Он на секунду представил себе, что его ждет, когда узнают о пропаже документов, а самое главное, о том, как это произошло. И тогда Кротов решил заявить в милицию о том, что его ограбили.
Когда Кротов ушел, Валя обнаружила, что по ошибке она сожгла в печке не документы Кротова, а пакетик со старыми семейными фотографиями. Первый гнев ее прошел, осталась только боль и опустошенность, и не было больше сил еще раз встречаться с этим человеком, слышать его лживый голос, видеть холодное равнодушие на его холеном лице. Несколько дней документы пролежали у нее, а потом, когда насмерть напуганная Воронова сообщила Вале, что документы разыскивает милиция, она решила поскорее избавиться от них.
Между тем ничего не подозревавший Кротов продолжал упорно гнуть свою версию об ограблении и не остановился даже перед тем, чтобы обвинить совершенно невинного, незнакомого ему человека.
Ну и попало же мне за Кротова. К милиции, конечно, не принято прибегать к розыгрышам, который мы устроили Кротову.
— Это тебе не театр, — сердито сказал мне Кунгурцев.
Он вдруг улыбнулся, но сразу же лицо его вновь приняло грозное выражение.
— Пусть тебе объяснят в партбюро, может, они это сделают лучше, чем я.
На партбюро мне тоже всыпали, вернее, нам, потому что второй участник розыгрыша, он же мнимый грабитель, был тоже сотрудником нашего отдела милиции. Но дело ограничилось только внушением, потому что, как легко догадаться, Кротов ни у кого из членов парткома сочувствия не вызвал.
Каждый из случаев, с которыми мне приходилось сталкиваться, чем-то отличался от всех остальных, имел свои, только ему присущие черты. И все же, пожалуй, в них всегда можно было найти и что-то общее. Это же дело не имело себе равных. Ни до, ни после него я не сталкивался больше с людьми, в которых бы так же легко, как в инженере Кротове, уживались безволие и подлость, слабость и цинизм, трусость и наглость.
Много сил и времени потратил я и другие сотрудники нашего уголовного розыска на расследование дела по мнимому ограблению Кротова. Были отложены другие дела, заброшена профилактическая и воспитательная работа, но, честное слово, нам не было жалко усилий, затраченных на поиски несуществующих грабителей, потому что в результате нам удалось разоблачить очень плохого и очень подлого человека, который формально, по закону хотя и не подходил под статью Уголовного кодекса, но был тем не менее самым настоящим преступником.
ЗОЛОТОЙ ПОРТСИГАР
С самого начала я был убежден, что из моего похода в театр ничего не получится. В этом отношении я уже имел богатый опыт. Меня, да и других оперативных работников отдела, неоднократно вызывали на происшествия в районе в самое неожиданное время из собственной квартиры, из гостей и даже из театра. Все же я решил рискнуть. Однако популярной пьесой я наслаждался не более пятнадцати минут, как раз до того момента, как на сцене появился грузный и лысоватый бухгалтер Петухов, чем-то, может быть своей чуть-чуть шаркающей походкой, напомнивший мне Кунгурцева. И сразу же мои мысли перескочили на вещи, столь далекие от того, что происходило на сцене, что переживания бухгалтера потеряли для меня всякий смысл.
— Сегодня по районному отделу милиции от уголовного розыска дежурят молодые, еще не слишком опытные ребята, — сказал мне Кунгурцев, когда я доложил ему, что иду в театр.
Он немного подумал, взглянул на часы и, убедившись, что официально рабочий день закончился уже полчаса назад и ровно столько же осталось до начала спектакля, вздохнул, пододвинул к себе толстую папку с почтой и добавил:
— Иди. В театр ходить нужно. — И когда я уже был у дверей, попросил: — Позвони все-таки вечером в отдел.
Хотя Кунгурцев просил меня позвонить в отдел после спектакля, на сердце у меня было неспокойно. И в первом же антракте ноги сами привели меня в фойе к телефону-автомату. Набрав номер отдела, я услышал знакомую скороговорку:
— Дежурный, капитан милиции Смирнов, слушает.
— Костя, это я. Как у нас дела? — спросил я.
— Дела ничего, — ответил Костя. — Если не считать… А ты откуда говоришь?