— А сейчас? — с трудом сохраняя спокойствие, спросил Муромцев. От людоедских историй ему стало дурно, затхлые тюремные запахи кидались в нос и вызывали тошноту.
— Сейчас уже нет. Передумал я за эти годы. Охладел как-то.
— На вас повлияло то, что произошло тогда в пещере, в Балканских горах? То, первое преступление, совершенное не вполне по вашей воле, безусловно, повлекло за собой новое злодеяние? — подсказал сыщик.
— Ну, то дело разное, — неожиданно рассудительно ответил людоед. — В пещере-то я вроде как от голода и не соображал ничего, и через это переживаний особых у меня и не было. Война же. Поручик мой все равно бы погиб зазря. А так он мне помог выжить. Кто знает, может, он и не против был бы. А тут, понимаешь, как вышло с этими инженерами…
Носачев щурил глаза и жевал губами, подбирая слова для новой, неожиданной для него самого мысли. Взгляд обрел осмысленность, и теперь он выглядел почти что вменяемым. Муромцев подался вперед, почувствовав что-то важное, что крутилось в безумном мозгу преступника.
— Так уж они меня разозлили, что я стал словно не я. Словно подменили меня. Или даже нет. Словно я кукла балаганная, на манер Петрушки…
— Петрушки? — переспросил сыщик, не веря своим ушам.
— Ну да, Петрушки. Кукла балаганная, которую на руку надевают или за веревочки дергают, а она во всем подчиняется. Вот и я был вроде такой куклы, которую невидимый кукловод неволит. Только этот кукловод-петрушечник будто бы я сам и есть. И комедь эту я сам написал. Давно, еще когда в пещере сидел в темноте и мясо поручика моего жрал. Это тоже я. И вот понял, что пришло время комедь эту, давно написанную, разыгрывать. И все это я сам был — и Петрушка, который мясо топором рубил, и кукловод, который этим Петрушкой управлял, и автор, который эту комедь кровавую придумал. Все я один.
Людожор замер и уставился в одну точку, беззвучно шевеля губами.
Глава 14
Зал управления полиции вновь был полон людей. Море черных мундиров волновалось, иногда по нему пробегала сизая рябь табачного дыма. Зал гудел, кашлял и скрипел старыми стульями на все лады.
Муромцев терпеливо ждал тишину, иногда поглядывая на потрепанного Нестора. Тот молча сидел на кривом табурете, шмыгая носом и потирая то и дело колени. Наконец Роман не выдержал и поднял правую руку вверх. Это привлекло внимание собравшихся, и гул стал стихать. Сыщик прочистил горло, прикрыв рот кулаком, и начал свой доклад:
— Итак, господа, сразу к делу! Нами установлено происхождение ручек тех кукол, что убийца засовывал жертвам в рот.
Роман сделал паузу, ожидая реакции полицейских, но зал безмолвствовал. Лишь с улицы доносились резкие окрики кучеров и нервное ржание лошадей в упряжках.
— Шестнадцать лет назад, — продолжил Муромцев, — их покупал некий пожилой пан лет шестидесяти, якобы для своего сына, коему на тот момент было не больше десяти лет. Покупал он их в магазинчике деревянных кукол, что недалеко от центра Варшавы. В общей сложности приобрел более десяти штук, что, в свою очередь, и приводит нас к убийце! Этот пожилой господин, как мы предполагаем, житель южных губерний, мастер смог определить по его говору.
Из глубины зала вдруг раздался вопрос:
— Зачем же ему столько кукол-то? Вы узнали?
Роман потер лоб и медленно ответил:
— Якобы мальчишка хотел устроить что-то вроде театра в своей усадьбе.
Тут взял слово старый полицейский, сидевший в первом ряду:
— Но позвольте, не сходится, шановний пан!
— Что именно? — холодно поинтересовался Муромцев, медленно подходя к сидевшим впереди черным мундирам.
— На какого черта ему одинаковые куклы, Петрушки то бишь? — Старик оглянулся в зал и продолжил: — Ведь в балагане-то они все разные: и Арап есть, и Дунька, и Дитя, и Черт, и Батюшка! А это что же за комедь такая с одинаковыми Петрушками?
Роман на секунду замешкался, собираясь с мыслями, и тут свое слово вставил молчавший до этого Нестор:
— Действительно, господа, — сказал он, вставая и разводя руки, — в том магазинчике было полно всяких разных кукол, но продавцы уверяли, что куплены были именно одинаковые.
— Спасибо, Нестор, — процедил Роман, — и вправду, в выборе одинаковых кукол для театра есть нечто весьма странное. Но может, это был какой-то необычный театр, которым руководил психически нездоровый ребенок?
— Найдем больного парнишку — найдем и убийцу! — вдруг крикнул молодой полицейский с румянцем на щеках. В порыве горячности он вскочил с места и восторженно, почти влюбленно смотрел на Муромцева.