— Роман Мирославович, коллеги, — Будылин принялся энергично пожимать руки своим подчиненным, — поздравляю с раскрытым делом! Но повременим с празднованием, у нас впереди встреча с высочайшими чинами, приятного в этом немного, но через эту святую инквизицию мы должны пройти, такова часть работы. Так не ударим в грязь лицом! Пойдемте же, не хватало еще опоздать.
Сыщики под предводительством Будылина заняли наконец свои места за овальным лакированным столом и устремили все взгляды на министра. Тот долгое время хранил молчание, перекладывал листы рапорта, многозначительно указывал сидевшему рядом градоначальнику на некоторые строки и задумчиво поглаживал свои невероятные бакенбарды. Через минуту, когда Барабанов, не выдержав напряжения, уже начал ерзать и покашливать, министр, вспомнил про своих посетителей и обратился к ним бодрым тоном:
— Ну что же, Иван Дмитриевич, позвольте вас поздравить! Вы снова сослужили отличную службу для Государя и для Отчизны. Как и ваши сыщики. Настоящие орлы!
Градоначальник, согласно кивавший речи министра из своего кресла, иронично оглядел разношерстную команду. Барабанов сидел мрачный как туча, Ларсен, напротив, сиял от начальственной похвалы, а Шеин безуспешно попытался подобраться и втянуть огромный живот. Министр продолжал:
— Преступления, которые вы расследуете, может, и не несут прямой угрозы Государству, но важность для нашего министерства имеют чрезвычайную, так как производят большое возмущение в губерниях, да и по всей Империи. Что уж там, иной раз зверство, совершаемое злодеями, настолько дико и несусветно, что доходит до самого Государя. — Министр благоговейно возвысил голос и прижал правую руку к орденам, покрывающим грудь. — А Государь наш человек добросердечный, жалеет несчастных и впадает временами в большое расстройство. Наше министерство подобного допустить не может, и всем нам должно проявлять величайшую добросовестность и усердие на защите Государя и Отчизны. И ведь есть от кого защищать! Поистине до страшных вещей может дойти человек! — Он вновь открыл рапорт и принялся водить пальцем по странице. — Но… Остановили негодяя, и теперь он уже не сможет никому навредить. Наше правосудие порой способно проявлять похвальную расторопность, и, как вам известно, преступник был приговорен к смертной казни и на прошлой неделе его уже вздернули на виселице, как бешеного пса. И я уверенно могу сказать, что это ваша, Роман Мирославович, заслуга. Ваша и вашей команды. Только так мы победим преступность и установим законопослушание. Только так — выжигая каленым железом эти гнойники, истребляя чудовищ, подобно античным героям! Роман Мирославович? С вами все хорошо? Что-то вы побледнели.
Министр раздухарился не на шутку и не сразу заметил, что лица сыщиков, ответственных за поимку убийцы, становятся все мрачнее и мрачнее. Министр в недоумении остановился:
— Ответьте же что-нибудь наконец!
— Я отвечу. — Муромцев говорил медленно, стараясь подбирать слова. — Эти чудовища. Они не созданы по злой воле бесов. Мне кажется, это важно понимать. Они в некотором роде созданы нами.
— Ну полноте, полноте, Роман Мирославович! — с некоторым раздражением прервал его градоначальник. — Что же вы, право слово, Плеханова начитались перед завтраком? Или думаете, что мы тут не имеем представления о том, что творится в губерниях? Да господин министр этому буквально свою жизнь посвящает!
— Да, да. — Министр устало покачал головой. — Это великая беда, с которой мы боремся не покладая рук. Все мы, начиная с Государя, разумеется, знаем и переживаем о невзгодах людей в отдаленных и бедных губерниях. Но, поймите сами, наше Министерство внутренних дел существует, чтобы ловить преступников, а не вытирать носы деревенским сиротам. Для заботы об убогих у нас существуют церковь, богоугодные организации, оставим им заниматься своей работой, а мы займемся своей.
Все взгляды устремились на отца Глеба, который уже давно сидел в печальном безмолвии. Словно проснувшись, он оглядел присутствующих и медленно кивнул, соглашаясь с министром:
— Да, вы правы. Это забота церкви. Но ведь и сама церковь в некоторых губерниях бедна как алтарная мышь и сама нуждается в помощи. Вот так и выходит, что никто не виноват, все заботились и радели, а дети все равно погибли…
Отец Глеб замолчал не в силах продолжать. Никто не решался прервать образовавшуюся тишину, пока наконец градоначальник не произнес примирительным тоном:
— Ну зачем же вы так убиваетесь, ваше преподобие. Вы сделали все, что могли, остановили убийцу, спасли, я уверен, множество жизней. Почему же вы так расстроены? Неужели было бы лучше, останься негодяй на свободе?