Лилия посмотрела на него с интересом, заставив Нестора снова залиться краской, и согласно покачала головой:
— Действительно. Вы правы. Рисунок лежит там, в каком-то темном заброшенном месте… Я чувствую его… Только как же мы доберемся до него? Ведь дом Никольского наверняка опечатан полицией…
— Не переживайте, это я возьму на себя! — решительно нахмурившись, заявил Барабанов. — Ключ от дома будет у нас в руках!
Не прошло и пяти минут, как Нестор, попутно отряхивая рукава от архивной пыли, энергичной походкой приблизился к кабинету полицмейстера и отрывисто постучал в дверь.
Лилия Ансельм, которая, с трудом поспевая за напарником, тем не менее не отставала ни на шаг, теперь, сдерживая дыхание, с легким удивлением следила за действиями Барабанова. Служащий на входе в приемную попытался было предупредить странную парочку, что господин полицмейстер весьма занят и просил его не беспокоить, но успел лишь открыть рот, как Нестор что-то прокричал про дело исключительной важности и пролетел мимо, оставив за собой легкое облачко пыли.
Голос Цеховского из-за двери раздраженно предложил войти. Барабанов распахнул дверь, замешкавшись, неловко пропустил вперед Ансельм и лишь после этого поздоровался. Полицмейстер глядел на них с изумлением, перекрывающим даже гнев.
— Госпожа Ансельм? Господин доцент? Вы что-нибудь слышали про приемные часы?
— Вячеслав Иванович, приношу вам свои глубочайшие извинения, но в деле открылись совершенно новые обстоятельства! — запоздало поклонился Барабанов. — Если мы окажемся правы, то нам станет видна ясная дорога к разгадке убийств.
— Это что же за обстоятельства такие? — скептически отозвался Цеховский, возвращаясь к отложенной газете. — Снова какие-то видения госпожи Ансельм?
— Верно. Как вы узнали? — удивился Барабанов. — Видения ясно указывают, что ключевая улика находится в доме убитого художника Никольского!
— Хатку Никольского осматривали тысячу раз наши лучшие сыщики. Что вы собрались там найти? — с кислой миной спросил Цеховский.
— Точно не уверен… — Барабанов перекинулся взглядом с безмолвной Лилией. — Возможно, рисунок… фотографию. В любом случае нам необходим ключ…
— Ну если это все, что вы хотите, — полицмейстеру явно не терпелось спровадить непрошеных гостей столь малой кровью, — я не буду препятствовать. Ищите сколько вашей душе угодно. Разрешение вам выпишет секретарь.
Цеховский закрылся газетой, намекая, что аудиенция окончена, и Барабанов, поклонившись, уже направился было к двери, но вдруг, вспомнив что-то, развернулся.
— Ах да… Ведь дом Никольского находится далеко за городом. Нам с госпожой Ансельм необходим экипаж.
Не прошло и часа, как сыщики уже катились в тряской маленькой казенной бричке на запад от К. Старичок-кучер почти не погонял свою ровесницу — гнедую кобылу, и дорога до хутора, где раньше проживал художник, заняла более часа. Этот час напарники провели в блаженном молчании. В тесноте брички их бедра и плечи неизбежно соприкасались, и думать о чем-то другом, кроме этого прикосновения, Барабанов был просто не в силах. Чтобы скрыть смущение, он принялся было перечитывать захваченную из архива папку с делом убитого Никольского, но буквы прыгали перед глазами, а мысли уплывали в сторону вещей куда более близких и приятных.
Наконец, после недолгих расспросов и поисков, бричка остановилась возле выкрашенных в синий цвет ворот, на которых висел тяжелый замок, запечатанный темным сургучом. Барабанов помог спутнице покинуть бричку, размял затекшие ноги и уверенным движением ногтя подковырнул сургучную пробку с пропечатанным двуглавым орлом. Потом из кармана пальто была извлечена связка ключей с бирками полицейского управления К., нужный ключ громко хрустнул в замке, заросшие травой ворота с трудом подались под усилием Нестора, и сыщики оказались в небольшом чистеньком зеленом дворике, среди которого желтыми пятнами цвели лютики и горицвет.
Покойный художник проживал в крохотной мазанке на два окна, с камышовой крышей и синими ставнями. Барабанов разорвал бумажку с подписью полицейского инспектора и распахнул дверь, ведущую в тесные сени.
Внутри остро пахло красками, скипидаром и плесенью. В сенях царил разгром, в углу валялись поломанные мольберты, банки с засохшей краской, тряпки и осколки стекла. «Орлы» Цеховского перевернули тут все, но забрали с собой совсем немногое. В комнате тоже все было вверх дном — ящики в комоде вывернуты, нехитрая кухонная утварь художника разбросана по полу. Барабанов оказался прав — полицейские забрали только записи, дневники, картины и альбомы из последних, те, что были под рукой.