Краем глаза он заметил движение на входе — агенты, повинуясь невидимому сигналу, один за другим проникали в трактир, направляясь прямиком к Душненко и его подельникам. Один из них подошел прямиком к столу и, изображая пьяного, принялся развязно выспрашивать что-то, за его спиной замаячил второй полицейский, потом еще один. Ближайший из бандитов, почуяв неладное, поднялся с лавки, одновременно запустив руку в оттопыренный карман, но агенты немедленно накинулись на него и повалили на пол. Началась свалка, стол опрокинулся, зазвенело битое стекло. Муромцев, отставив недопитую кружку, бросился вперед, нашаривая в кармане кастет, и вовремя — он увидел как блеснула финка в занесенной руке. Сыщик размахнулся, целясь в челюсть, но Василий Арнольдович опередил его, громадный кулак полицейского сокрушил лицо вооруженного негодяя с такой силой, что сапоги взлетели выше головы.
Вдруг снизу, там, где агенты безуспешно пытались скрутить одного из бандитов, раздался противный металлический щелчок, и грохнул выстрел, потом второй, третий, керосиновая лампа на низком потолке брызнула осколками, и дальний угол трактира погрузился в темноту. Раздался женский визг, матерная брань, и десятки ног затопотали к выходу. Муромцев почувствовал, как кто-то схватил его за грудки и потянул вниз, сыщик не глядя хлестнул наотмашь кастетом в темноту, попав нападавшему прямо в висок, в ответ кто-то коротко вскрикнул и обиженно заскулил: «Да свой я! Свой!» Внезапно, от клубка дерущихся отделилась темная фигура и бросилась к выходу. Убегая, человек отбросил в сторону агента, охранявшего дверь, и на секунду оглянулся. Муромцев лишь на долю секунды встретился взглядом с беглецом, но этого было довольно, чтобы узнать его. Подстриженные когда-то под горшок волосы отросли и теперь длинными сальными космами падали на лоб. Курносый нос выглядел уродливо, а лицо пересекал наискосок рваный красно-белый шрам. Но взгляд остался прежний, как на рисунке судебного художника, — наполненный застывшей злобой и непреклонной жаждой мести.
Душитель рванулся наружу, Муромцев, через мгновение вылетел вслед за ним, как раз вовремя, чтобы заметить, как темная фигура рванулась в промежуток между двух домов. Сыщик, сжимая кастет, ворвался в темноту переулка, лишь чтобы увидеть, как преследуемый, словно огромная обезьяна, ловко взбирается на крышу по приставной лестнице, не сомневаясь ни секунды, он тоже стал карабкаться по узким, хлипким перекладинам. Оказавшись на покатой крыше двухэтажного склада, Муромцев увидел, что убийца уже примеривался одним прыжком преодолеть переулок и оказаться на крыше соседнего здания, откуда открывался путь к спасительной тени деревьев близлежащего парка.
— Душненко! Лева! Стой! — Услышав давно забытое, свое истинное имя, преступник замер и с интересом поглядел на запыхавшегося преследователя. — Ты же знаешь, что тебе все равно не уйти!
Тяжело дыша, они глядели друг на друга, не спуская глаз. Муромцев, двигаясь боком, начал медленно приближаться, изготавливаясь к прыжку.
— Послушай, все кончено! Я видел его, Людожора, убийцу твоего отца! Поверь, он наказан. Он словно в аду, он мучается каждый день и раскаивается в содеянном! Тебе больше незачем мстить. Я понимаю твою боль, но ты должен…
Ложь Муромцева о раскаянии людоеда подействовала лишь на секунду, опешивший было Душитель выбросил вперед правую руку и взревел:
— Врешь, легавый! Все вы врете!
Грохнул выстрел, затем еще один, пуля попала в печную трубу за спиной сыщика и обдала его брызгами кирпича, после чего револьвер глухо щелкнул, давая осечку. Муромцев немедля рванул вперед, схватив убийцу за руки, и они, сцепившись, замерли на краю крыши. Душненко, рыкнув, ударил полицейского лбом в переносицу, в глазах у того потемнело, но он, воспользовавшись преимуществом в комплекции, в ответ боднул противника головой в лицо, потом еще раз, и еще. Ноги преступника подкосились, и он повалился назад, в темноту переулка, увлекая сыщика вслед за собой.
Они рухнули вниз, в груду мусора, подняв облако белесой пыли. Муромцев закашлялся, стараясь прийти в себя, и тут почувствовал, как грубые сильные пальцы смыкаются на его шее. Душитель, оправдывая свое прозвище, вцепился в горло мертвой хваткой, пытаясь раздавить гортань, на его губах появилась торжествующая ухмылка. Пред глазами у сыщика поплыли зеленые и черные круги, цепляясь за ускользающее сознание, он шарил руками вокруг, пока случайно не нащупал увесистый круглый булыжник. Собрав последние силы, он резко ударил наудачу и почувствовал, что смертельная хватка мгновенно ослабла. Где-то, словно очень далеко, послышались топот многих ног и крики.