Они поднялись на второй этаж. Обветшалая лестница скрипела и вздыхала под их ногами, сверху сыпались какая-то пыль и дохлые пауки. Уже на середине пролета они поняли, что увидят: предыдущая ночь была теплой, и легкий смрад тления струился вниз, как зловонная грязная речка.
Муромцев и Барабанов вздохнули одновременно — и так же одновременно закашлялись, подавившись миазмами, внезапно ставшими густыми.
Сверху свесилась патлатая голова.
— О, сыщики пришли… гля, братцы, сыщики!
Еще пара таких же голов высунулись по краям лестничной площадки второго этажа.
— Вы эт, господа хорошие, платочки на морды не забудьте, — хмыкнула одна. — А то так и свалиться недолга. Дуже смердит!
Муромцев и Барабанов переглянулись, но не сказали ни слова. Молча они поднялись на второй этаж, молча отодвинули в сторону пару крепких и чумазых парней-работяг. Третий, жилистый и высокий, вытягивал шею, как журавль, стараясь заглянуть через плечо стоявшего у дверей комнаты полицейского и разглядеть — что же там жутким кулем лежит на полу. Полицейский отталкивал долговязого лениво и рассеянно — и, судя по всему, занимался этим уже не один час.
— Так, брысь отсюда все, — сказал Цеховский.
— Эй, панчику, так нельзя! — возмутился долговязый. — Все ж эт я его первый увидел!
— Сейчас в участок доставим и выясним, что ты тут делал. И не сам ли его укокошил, — пригрозил полицмейстер.
— Да ну шо вы сразу-то…
Парень натянул картуз, сделал шаг назад — и быстро ссыпался с лестницы. За ним последовали и остальные.
Полицейский с видимым облегчением отошел от дверей и кивнул в сторону комнаты.
— Все как там, — уточнил Барабанов.
Труп крупного черноволосого мужчины лежал на полу ничком, на животе, вытянув руки, словно желая вцепиться в доски пола. Под свежей культей на месте пальца собралась бордовая лужица засохшей крови. Хлопотливая муха ползала по ней, то и дело алчно потирая лапки.
Муромцев наклонился над трупом, морщась от липкого смрада. Барабанов стоял на пару шагов позади него, вытягивая шею и стараясь не делать глубоких вдохов.
— Одним ударом, — сказал Муромцев, выпрямляясь и указывая на затылок трупа. — Чуть сбоку и сверху, но одним ударом. Сразу.
Теперь-то Барабанов понял: то, что он принял за черные как смоль волосы, оказалось запекшейся шапкой старой крови, которая вытекла из огромной рубленой раны на затылке. Раны, которая практически развалила череп пополам.
— Давайте, помогите мне, — сказал Барабанов, снова наклонившись над трупом. — Надо его перевернуть.
— Я? Мы? Но?.. — прошептал полицейский, который с некоторым ужасом наблюдал за ними.
На счет «три» они перевернули тело. Что-то ухнуло, всхлипнуло — и к потолку в струях смрада устремился рой мух.
— Болота рядом, — прикрыв лицо платком, прокашлял полицмейстер. — Спасу никакого нет.
Муромцев не ответил. Он не отрывал взгляда от лица трупа. Распухшее, желтое с прозеленью, оно было искажено в смертной муке. А из полуоткрытого рта кокетливо, словно посылая воздушный поцелуй, торчала кукольная ручка. Передних зубов у трупа не было — стремясь как можно скорее вставить ручку, убийца второпях выбил их.
— Установили личность? — отрывисто бросил Цеховский, прижимая к носу несвежий платок.
Полицейский кивнул.
— Харитон Цибуля, сапожник. Содержал небольшую мастерскую, вдовец. Человек тихий, смирный, мало пьющий. Близких друзей не имел. — Он говорил отрывисто, стараясь не вдыхать глубоко. — Устанавливаем связи. Убийство произошло день назад.
— Так! — Муромцев щелкнул пальцами. — Стоп! Цибуля? Знакомая фамилия…
— Ууыа, — пробубнил полицмейстер через платок, но, поняв, что его слов не разобрать, отнял его от носа. — Увы да. Это один из вашего списка, тот, что был на судебной комиссии опеки.
Муромцев развернулся на каблуках и уставился на полицмейстера:
— Как же так?! Вы же должны были установить за ним негласное наблюдение!
Полицмейстер снова прижал платок к носу, сделал глубокий вдох, убрал платок и продолжил:
— Так и есть. Мы и установили, согласно распоряжению. Но после ареста Душненко мы… решили, что убийца арестован и серии убийств закончены…
— Как видите, нет! — прошипел Муромцев. — И эта смерть — исключительно на вашей совести!
Полицмейстер скривился, но ничего не ответил.
Муромцев повернулся к Барабанову:
— Но зато это дает нам понять, что либо у Душненко есть сообщник, либо убийца с ним вообще не связан.