Выбрать главу

— Эть? — эхом повторил Муромцев, замедлив шаг и развернувшись к приставу.

— Эть! — с готовностью закивал пристав, довольный, что получил еще одни свободные уши, на которые можно присесть. — Я таких платьев отродясь не видал у приличных дам-то! Сразу видно — желтобилетница.

Молодой полицейский отчего-то покраснел до самых кончиков ушей.

— Ну а желтобилетницы-то от нас подале держатся! — Пристав увлекся и начал рассказывать очевидное. — Ну а кто хочет в кутузке-то посидеть? Чай, не их царские — гы! — ложа!

Паренек забагровел.

— А эта-то приперлась! — Пристава подхлестывала заинтересованность Муромцева. Цеховский что-то говорил Муромцеву за спиной, и Барабанов даже, кажется, дергал его за рукав, но что-то было в том, что рассказывал пристав. Что-то, что обязательно надо было выслушать. — И еще говорит: «А я сдаваться пришла». И глазками так…

— …эть! — продолжил Муромцев. — А покажите-ка мне ее.

— Господин Муромцев! — возмущенно воскликнул Цеховский. — Вы, наверное, определитесь сначала, каким вы делом собираетесь заниматься! Вас убийство или дамочки легкого поведения интересуют?

— Да кошелек она стянула у кого-то, вот и все, — растерянно пробормотал пристав, тушуясь под испепеляющим взглядом Цеховского и открывая дверь за спиной. — Вот она.

— Господин Муромцев, господин Цеховский! — раздалось оттуда грудное чувственное контральто. — Зовите газетчиков! Дело раскрыто! А мое закрыто! Ручки кончились!

Глава последняя

Трое мужчин стояли и в изумлении смотрели на желтобилетницу. Муромцев немедленно понял, кто явился к ним с повинной. Ни прекрасно подогнанное по фигуре алое атласное платье, ни яркий, почти что театральный, макияж не могли ввести сыщика в заблуждение. Цеховский же и Барабанов, напротив, едва не открыв рты пялились на странную «гостью», сдерживающую возбужденное дыхание и зыркавшую по углам кабинета.

— Вот видите, Вячеслав Иванович, и не нужно никаких распоряжений о задержании, — не сводя глаз с посетительницы проговорил Муромцев, — он сам пришел.

— Он?! Извольте объясниться, Роман Мирославович!

Полицмейстер возмущенно поглядел на Муромцева, потом снова на красное платье, словно стараясь взглядом проникнуть под него, прищурился, покраснел, побледнел, потом снова покраснел, еще гуще чем прежде, и наконец, приложив ладонь ко лбу, опустился в свое кресло. Барабанов застыл на месте, вытаращив глаза, только его правая рука судорожно шевелилась, пытаясь выудить из кармана пачку папирос.

— Меня зовут Яков Кобылко, и я хочу сделать признание. Я требую немедленно позвать сюда газетчиков и представителей общественности!

Цеховский отвел руки от лица и, нервно оглянувшись на дверь, прошипел:

— Газетчиков?! Да вы в своем ли уме?! Я немедленно вызываю сюда пристава, чтобы вас хорошенько умыли, обрядили, как полагается, в арестантскую робу! А признание свое вы будете делать перед моими сыщиками в допросной комнате! Они люди грубоватые и сантиментов не любят, но дело свое знают о-о-очень хорошо! Надеюсь, вам это ясно, Кобылко?

Пришедший обиженно закусил губу и ответил решительным голосом, обращаясь почему-то к Муромцеву:

— Я не просто так явился сюда в этом виде, зная, что не обойдется без приставаний, как, например, от вашего грубияна-пристава! Мой облик — знак злой судьбы, свидетельство преступления жестоких людей, которые втянули меня в этот кошмар и погубили! Мне необходимо совершить это признание именно в таком виде — каков я стал, а вовсе не в безликой арестантской робе! Я хочу, чтобы моя история получила огласку и стала известна людям, поэтому я требую присутствия журналистов!

— Ну, полноте, Яков, присядьте и успокойтесь, безусловно, мы выслушаем вас. Если вам проще сделать признание в платье, что же, не думаю, что для господина полицмейстера будет большой проблемой позволить вам это, в конце концов, нам важнее всего узнать факты преступлений, раз уж вы готовы нам их сообщить. — Муромцев вопросительно поглядел на Цеховского, который все еще сидел пунцовый, с встопорщенными усами. — А что касается общественной огласки, не переживайте, я и мои коллеги посланы сюда по повелению самого господина министра, так что все, что вы скажете, будет известно на высочайшем уровне. А что касается газетчиков — уверяю вас, на суде их будет предостаточно, и свою долю внимания прессы вы, безусловно, получите.

— Черт с вами, — буркнул полицмейстер, — рассказывайте все как есть. В платье, не в платье. Потом вам все равно придется не раз пересказывать эту историю нашим сыщикам. Пристав! — Цеховский дождался, пока в дверях появится физиономия пристава, и раздраженно приказал ему немедленно привести сюда писаря. Как только дверь закрылась, он обратил тяжелый взгляд на гостя: — Мы слушаем вас.