Я уже не слушал его, вернувшись к письму.
«Почему он должен был умереть? Ведь он был так молод! По земле ходят тысячи людей, куда более готовых к смерти. «Питерс, Питерс», — зовет ангел. «Питерс, Пьетро, Пьеро, иди ко мне», — зовет ангел. Почему? Почему он должен уйти? Почему он должен умереть — ведь он так крепок и так далек от этого? Корни в глине красны, а столетия влачатся все дальше. Почему оса должна лететь вспять — ведь еще нет одиннадцати…»
Все это, как и водится с анонимками, было напечатано на машинке на обычной четвертушке бумаги, но без грамматических ошибок и с правильно расставленными знаками препинания, с чем я в своей практике еще не встречался. Я показал письмо Лаггу.
Он старательно его прочел и сделал восхитительно решительный вывод.
— Это из молитвенника, — сказал он. — Помню, учил такое еще совсем мальчонкой.
— Не говори глупостей, — возразил я спокойно, но Лагг все равно побагровел и уставился на меня своими черными глазками.
— Так я, значит, вру, — проговорил он свирепо. — Ладно, раз я вру, по-вашему, то тоже скажу, что обо всем этом думаю.
Подобное настроение у него мне знакомо, и я знаю, что если он втемяшил себе в голову какую-то теорию, переубедить его невозможно.
— Пожалуйста, — согласился я. — Что же все это означает?
— А ничего не означает, — ответил он с той же убежденностью.
Я попробовал иначе.
— А машинка какая?
Тут он мгновенно ожил.
— Портативный «Ройял», новый или во всяком случае с новым шрифтом, — никаких стоящих особых примет. Гляньте: «е» целенькое, как тот кусок трески, что у вас на тарелке остался. Бумага самая обычная — такую везде продают. Покажите конверт, — попросил он через минуту. — Лондон, круглый штемпель главного почтамта. Чего тут — ясное дело. Адрес нашли в телефонном справочнике. Бросьте в огонь и все.
Я, однако, не выпустил письмо из рук. В сочетании с объявлением в «Таймс» оно казалось мне занимательным со многих точек зрения. Лагг только презрительно фыркнул.
— Ребята вроде вас, о которых треплются повсюду, всегда получают анонимки, — заметил он, ничуть не скрывая, что ему это не по душе. — Еще поначалу куда ни шло, а теперь, как связались с легавыми да начали в каждую лужу крови нос совать, житья не будет. Если так оно и дальше пойдет, будут у нас на лестнице всякие дамочки сидеть в ожидании, что вы им автограф поставите на вышитой подушечке. Почему бы вам не снять хорошую квартирку в квартале получше, играть себе в покер да ждать, когда ваши знатные родственнички ноги протянут. Любой порядочный джентльмен так бы и сделал.
— Был бы ты бабой и умел готовить, я б на тебе женился, — отрезал я грубо. — Ворчишь ты уже и так, как законная жена.
Это заставило его прикусить язык. Он встал и вышел из комнаты, само воплощение оскорбленного достоинства.
Позавтракав, я снова обратился к письму. Как и раньше, оно производило впечатление сущего бреда. Потом еще раз прочел извещение в «Таймс».
Р. А. Питерс… Конечно, это Свин. Кто же еще? И возраст сходится. Я вспомнил, как он хотел подзатыльниками приучить нас называть его «джентльмен». Подумал я о том, как мы — Гаффи Рендол, я, Лофти и еще несколько мальчишек — тогда выглядели. Я был противным, заносчивым недоноском с прилизанными светлыми волосами и в очках; Гаффи для своего возраста — десять лет и три месяца — казался довольно крупным, а Лофти, выполняющий сейчас свои функции в Верхней палате — с похвальным, хотя и не таким уж необходимым рвением, был похож на помесь тапира с самой обычной хрюшкой.
Свин Питерс, неизменно вершивший суд неправедный, был тогда для нас истинной карой Божьей. Когда Свин Питерс швырнул в камин все листы моего гербария, я от всей души желал, чтоб он умер, а, вспомнив об этом за завтраком, чуточку удивился, поняв, что и сейчас желаю того же.
А он-таки, если верить «Таймс», и в самом деле умер. Мысль об этом немало меня утешила. В двенадцать лет он был толстым, румяным и противным, с белесыми ресницами. Не сомневаюсь, что и в тридцать семь он выглядел точно так же.
В соседней комнате послышалось громкое сопенье, и в дверях показалась голова Лагга.
— Шеф, — сказал он с дружеской застенчивостью, означавшей, что все уже прощено. — Я тут глянул на карту. Знаете, где этот Тетеринг? В двух милях на запад от Кипсейка. Едем?
Это решило вопрос. Рядом с Кипсейком в имении Хайуотерс живет полковник сэр Лео Персьюивант, начальник полиции графства, исключительно приятный человек. К тому же дочь его, Дженет, всегда мне нравилась.
— Ладно, — ответил я. — На обратном пути заедем в Кипсейк.