— В самом деле, можно сделать такой вывод, — прошептал Хоар.
Когда он взял в руки листики тончайшей бумаги, его глаза засверкали. Он вынул из нагрудного кармана увеличительное стекло и склонился над бумагами, чуть ли не царапая их поверхность своим заостренным носом во время исследования.
— Хмм… Это не шифр Цезаря, — бормотал он сам себе. — Совсем нет гласных. Возможно, цифры заменены буквами. Интересно, почему? Подстановочный шифр… Надо подсчитать частотность…
Он не глядя протянул руку за листом чистой бумаги, нашел в мундире серебряный карандаш и начал делать какие-то пометки. Со стороны казалось, что он погрузился в совершенно другой мир. Хоар не собирался вытаскивать его назад. Он нацарапал записку, в которой указал Уатту провести ночь в «Якоре», и на цыпочках вышел из комнаты.
Отправившись навестить Джаггери в его логове, он передумал и решил сначала взглянуть на труп Перегрина Кингсли, а потом переговорить с новоиспеченной вдовой Катериной Хэй.
Хоару повезло, что труп еще не был отдан родственникам покойного — кем бы там они ни были. Служитель безошибочно указал искомое среди других недавних жертв несчастных случаев.
— Пуля вошла в голову, вот здесь, видите, сэр, — показал он. — И застряла внутри. Хирург ее вытащил.
Значит, в этой детали Гладден ошибался. Хоару было очевидно, что уничтожение красоты лица безнравственного лейтенанта было следствием небрежной трепанации.
— Где пуля? — спросил Хоар.
Вместо ответа, служитель покопался в ящичке под столом, на котором лежал труп.
— Вот она, - наконец произнес он, протягивая пулю Хоару.
— Я ее забираю, — прошептал тот.
На пуле были видны следы нарезки. Таким образом, выстрел был произведен из винтовки, и, следовательно, мог быть сделан с большого расстояния. Далее, убийство произошло в ночное время. То есть, убийца должен быть незаурядным снайпером.
— В таком случае, вы должны написать расписку, — потребовал служитель.
Хоар вздохнул и написал две бумаги: одну для себя, описывающую пулю как она есть, и другую для служителя. Затем оба поставили свои подписи. Положив в карман этот неприятный приз, Хоар одарил служителя шестипенсовиком и отправился восвояси.
Вдова капитана Хэя еще не выехала из апартаментов на втором этаже гостиницы «Три Солнца». Хоар редко посещал гостиницу «Три Солнца»: она обслуживала флаг-офицеров и кэптенов верхней части списка. Кэптен Хэй для того, чтобы квартировать там длительное время, должен был быть весьма удачливым во взятии призов.
То, что три золотых сферы герба Медичи, висевшие над входом в гостиницу, также служили для обозначения ростовщических контор, по всей видимости, совсем не беспокоило владельцев «Трех Солнц». Их заведение было слишком величественным, чтобы бояться какой-то конфузии. Хоар нисколько бы не удивился, если бы встретил здесь сэра Томаса Фробишера. Это место было в его стиле.
Швейцар у входа в гостиницу дал понять, что его хозяева не приветствуют присутствия офицеров рангом ниже коммандера, разве что по адмиральским делам.
— Предлагаю вам выбор: вы впускаете меня и докладываете обо мне миссис Хэй, — пригрозил Хоар, — или вы теряете свое освобождение, попадаете в рекруты и идете в море. У вас пять секунд, чтобы сделать выбор.
Для подобных случаев у него в нагрудном кармане мундира имелось несколько внушительно выглядевших, но бессмысленных документов. Он вытащил один из них и взял в руку серебряный карандаш.
— Один. Два…
Швейцар исчез.
— Миссис Хэй примет вас, сэр, — униженно промолвил он, вновь вскоре появившись. — Прошу пройти сюда.
Хотя они и не были представлены друг другу, Хоар несколько раз видел миссис Адам Хэй — Катерину Хэй — на сцене. Она была умелой исполнительницей, почти профессионального уровня. Ее игра, на вкус Хоара, была несколько напыщенной, но она пользовалась успехом у служивших здесь офицеров. Так как она приветствовала Хоара, стоя посреди второсортной гостиной, Хоар ответил ей своим второсортным расшаркиванием.
Катерина Хэй — дородная, светловолосая — была похожа на голландку. Ее роскошные очертания в пошитом со вкусом траурном одеянии напомнили Хоару обводы «Ораниенбаума», французского двухдечного линейного корабля, от которого они бежали сломя голову. Он был тогда первым лейтенантом на 36-пушечном фрегате «Стегхаунд», и было это за день до боя, в котором он лишился голоса. Она выглядела такой же опасной.