Д. В. Давыдов
Орлов-Денисов уверял: «…более 700 кирас (переданных генералу Корфу для Псковских и других драгун) снятых с убитых и доставшихся нам в добычу доказывают поражение их».{39} Эта версия кажется нам весьма сомнительной и нуждается в проверке; если кирасир было 1 или 2 тысячи и их «истребили совершенно», то почему кирас с убитых сняли меньше? Союз «и» позволяет понимать эти слова так, что часть кирас была снята с убитых, а часть захвачена в другом месте. В донесении генерала, написанном сразу после боя, о кирасах не упоминается. Вероятнее всего, часть кирас была обнаружена позднее в захваченном в ходе этой атаки обозе. (Заметим, что, к примеру, саксонский полк Гардю Кор вплоть до Москвы не имел кирас и ожидал их прибытия из Варшавы). П. Пущин записал в дневнике 30 октября (11 ноября): «Орлов-Денисов уничтожил полк французских кирасир и прислал 800 кирас главнокомандующему. Наши три партизана — Сеславин. Фигнер и Давыдов, соединив свои отряды, напали на склад императорской гвардии Наполеона, взяли 2000 пленных».{40} Как бы там ни было, после разгрома кирасир Орлов-Денисов отрядил полковника Быхалова с двумя полками преследовать остатки неприятеля к Долгомостью, а сам возвратился к Ляхову.
Генерал вспоминал, что «Ожеро в минуту отступления казаков, льстясь надеждою в присоединении кирасир, в сдаче войск штабс-ротмистру Чемоданову решительно отказал». Сеславин и Фигнер доносили, что русская артиллерия, «не будучи угрожаема стрелками действовала свободно по стеснившейся в деревне пехоте и коннице, наконец, взорвала вдруг все их патронные ящики», и далее: «Усмотрев, сколь расстроился неприятель последнею потерею, потребовали мы сдачи именем графа Орлова-Денисова». Парламентёром на сей раз отправился Фигнер, причём, судя по контексту рапорта, произошло это ещё до возвращения самого генерала. В рапорте Кутузова царю так и сказано: «В продолжении сражения с кавалериею происходили переговоры с окруженным неприятелем». Орлов-Денисов утверждал иное: «По истреблении кавалерии я тотчас послал парламентера к засевшему в Ляхове неприятелю с требованием его о сдаче, грозя ему в случае неповиновения совершенным истреблением». Позже он писал, что после поражения кирасир «снова отправил для переговоров с ним Фигнера, приказав сказать ему, притом, что и корпус Бараге-Дильера находится в обстоятельствах подобных ему; к которому тоже был послан парламентер для уведомления о состоянии Наполеона, большой французской армии, и с предложением сдаться». «Наконец Ожеро, видя себя не в состоянии более держаться, выехал сам лично для переговоров с графом Орловым-Денисовым и сдался в плен». Вопреки этому, Сеславин специально подчёркивал: «Выехал Ожеро лично к нам, партизанам, и положил оружие пред моими пушками», и еще: «…мне с Фигнером сдался с корпусом своим». Впрочем, в другом месте он писал об Орлове-Денисове: «Посоветовавшись со мною и с Фигнером, отправился сам для переговоров и убедил Ожеро к сдаче».
39
Полагая, что три эскадрона кирасир могли насчитывать 350 латников, и учитывая, что каждая кираса включала в себя две половинки, именуемые при подсчётах словом «пара», Кибовский предположил, что «с каждого убитого кирасира сняли 2 “кирасы”, коих и набралось всего около 700 штук или 350 пар».
40
Пущин П. ДНЕВНИК. Л., 1987. С. 70. Ф. Шуберт писал, что драгуны захватили кирасы в боях 22 сентября у Воронова и 4 ноября под Красным. Более вероятной выглядит версия К. А. Крейца о том, что полк получил кирасы, захваченные 6 октября при Тарутино. По свидетельству прапорщика В.Д. Богушевского, русские тогда взяли неприятельский «