Коновницын тогда обедал у Кутузова, Казин вспоминает: «Я, озабочиваясь о моих пленных и по тесноте селения, где была расположена главная квартира, и дома все заняты, поместил их на время на улице у большого костра, зазжённого казаками, сам же пошел ожидать генерала, который вскоре возвратился; приняв от меня рапорт, очень милостливо и ласково со мною обошелся, расспрашивал о сражении, хвалил наш полк…, пленных же поручил мне сдать начальнику главной квартиры полковнику Ставракову, куда я и привел их; — прием был скор, а помещение тот же костер с огнем, где они грелись и потому-то я полагаю, что немногие из них на утро могли продолжать путешествие».
«Князь Кутузов, — рассказывает Вьейо, — узнав, что некоторое количество французов, взятых в плен накануне, проходили совсем рядом с господским домом (chateau), где он разместил свою главную квартиру, потребовал привести нескольких офицеров. Я был в их числе. Он спросил о наших силах во время оставления Москвы и знаем ли, где находится Наполеон. Мы никак не могли удовлетворительно ответить… Князь выразил сочувствие к нашей несчастной судьбе, повторив, как и генерал Уваров, что мы подвергнемся ещё большим страданиям, всё позади них опустошено и суровая стужа не оставит ни одного из нас в живых. В заключение он сказал, что знает одно единственное средство, которое может спасти нас, это — вступление в их службу. "Мы не будем служить России никогда, никогда, — отвечали мы, не сговариваясь, — невозможно переметнуться на другую сторону ради того, чтобы покончить со страданиями, которые нас ожидают; велите нас расстрелять, но служить русским — никогда, никогда…" Князь состроил гримасу, закрыв единственный глаз, и на мгновение можно было подумать, что он ослеп, но, как тонкий политик, он прибавил: “Можете быть уверены, господа, вас не заставят поднимать оружие против вашей родины; вы были бы направлены во внутренние гарнизоны или на границу с Турцией и пользовались всеми преимуществами, к вам относились бы как к нашим офицерам и уважали наравне с ними; то, что я предлагаю, представляет для вас интерес потому, что вы не устоите перед невзгодами, которые вас ожидают, и климатом, который неведом вам. Я аплодирую вашему мужественному решению и не ожидал иного со стороны храбрых французов, которые вчера в течение 8 часов выдерживали ожесточённый бой против значительно превосходивших сил и не сдавались до последней крайности". Мы откланялись князю и возвратились к своим саням».{63}
Сообщая Кутузову об «отличном успехе над неприятелем», одержанном Финляндским полком, Коновницын писал о его командире: «… расторопности, отменному мужеству и благоразумным его распоряжением должно приписать истребление в то время целаго неприятельского отряда, остававшагося отрезанным от всей армии которой по неизвестности еще сего пробираясь к Смоленску был открыт вблизи самой главной квартиры армии нашей и мог бы даже есть ли бы был сильнее обезпокоить оную».
Так печально закончился боевой путь ещё одного подразделения дивизии Барагэ, а вместе с тем в руки русских попал крупный магазин, собранный французской администрацией в селе Княжем.
Отважный полковник
В то же самое время французы лишились ещё нескольких магазинов, в том числе в селе Клементьеве (Клемятино). Подробности последнего дела изложены в записках Ж.П. Делляра, в то время полковника, которому генерал Шарпантье поручил собрать здесь продовольственные запасы. Делляр писал, что он во главе 250 пехотинцев (среди них были французы, поляки и португальцы) собирал продовольствие в районах Рославль, Манас (Monast), Терешок (Terepoyrcht), Нижняя Кисля (Kisliai-Nijnii) и обозами из многих сотен повозок свозил его в главный пункт— в замок Клементина (chateau de Clementina). «Возвратившись 11 ноября из одной из своих экспедиций, он нашёл в Клементине два настоятельных приказа генерала Шарпантье (исполнение их было невозможно), которые предписывали ему быстро отступить в Смоленск ввиду того, что неприятель овладел Ельней и решительно направился на наши магазины».{64}
63
Vieillot. 161–165; Марин. 80–83; Гулевич. 242; Бумаги Щукина. IX. 270. Казин пишет, что, поскольку Бонифас потерял сознание и, к тому же, не имел обуви «
64
Dellard J. P. MEMOIRES MIL1TAIRES. Paris. 1892. P. XV, 275–276, 279; автор пишет о себе в третьем лице. Жан Пьер Делляр (8.IV.1774—7.VII.1832) был полковником 16-го полка лёгкой пехоты и сражался в Пруссии, Польше, Испании, откуда вернулся по ранению в 1810 г. В 1812 г. направлен в распоряжение главного штаба «Великой армии» (Fabry. IV. 179–180, Ann. 219, 230); по словам Кастеллана, это был «