— Не торопись Дженни, — сказал Хэнк. — Никто не собирается отнимать у тебя еду.
— Знаю, пап, но мы договорились встретиться у Агаты в половине девятого У нее появились новые клевые пластинки. Мама сказала, что мы будем ужинать в семь, а ты опоздал, так что это твоя вина, что мне приходится глотать ужин впопыхах.
— Клевые пластинки могут подождать, — проворчал Хэнк. — Не торопись, иначе подавишься.
— На самом деле она торопится не из-за Агатиных пластинок, — заметила Кэрин. — Там будут мальчики, Хэнк.
— А… — протянул он.
— Ради Бога, папа, не смотри на меня так, будто я иду в какой-нибудь наркопритон. Мы всего лишь собираемся потанцевать.
— Кто эти мальчики? — спросил Хэнк.
— Ребята из нашего квартала. Вообще-то все они — кретины, кроме Лонни Гэвина. Он — классный парень.
— Ну что ж, это успокаивает, — улыбнулся Хэнк и подмигнул Кэрин. — Почему бы тебе не позвать его как-нибудь к нам в гости?
— Папа, он приходил уже раз сто.
— А где был я?
— Ну, наверное, готовил какой-нибудь отчет или выбивал показания из свидетеля.
— Не говори глупости, Дженни, — осадила ее Кэрин. — Твой отец никогда не бьет свидетелей.
— Знаю, это был просто эвфемизм.
— По-моему, тебе следует больше заниматься стилистикой, а не бегать на танцульки, — заметил Хэнк.
— А, значит, это была гипербола? — спросила Дженни.
— Точно.
— Наш учитель по английскому — полный болван, — пожаловалась Дженни. — Странно, что я вообще еще что-то знаю. Его нужно просто пристрелить.
Она вытерла рот салфеткой, с шумом отодвинула стул и чмокнула Кэрин в щеку.
— Позвольте откланяться. — С этими словами она выбежала из столовой Он увидел, как она красит губы перед зеркалом в холле. Потом машинально поправила лифчик, помахала рукой родителям и выскочила за дверь.
— Ну и как тебе это нравится? — недовольно проворчал Хэнк.
Кэрин пожала плечами.
— Я беспокоюсь, — сказал Хэнк.
— Почему?
— Она уже женщина.
— Она еще девочка.
— Нет, она женщина, Кэрин. Она накладывает помаду, как опытная женщина, и поправляет лифчик так, словно носит его всю жизнь. Ты уверена, что ее можно отпускать на танцы к этой Агате? С мальчиками?
— Я бы больше беспокоилась, если бы она танцевала с девочками.
— Не надо утрировать, дорогая.
— А я и не утрирую. Довожу до сведения окружного прокурора, что его дочь начала цвести в возрасте двенадцати лет. Она красит губы и носит лифчик уже почти два года. Думаю, она уже даже целовалась.
— С кем? — нахмурился Хэнк.
— О Господи! Со многими мальчиками, наверное.
— По-моему, это не очень хорошо, Кэрин.
— Как ты предлагаешь этому помешать?
— Ну, не знаю. — Он задумался. — Но мне кажется, что тринадцатилетняя девочка не должна ходить в обнимку со всеми местными парнями.
— Дженни уже почти четырнадцать, и я уверена, что она сама выбирает, с кем ей целоваться.
— И к чему это приведет?
— Хэнк!
— Я серьезно. Видимо, мне следует поговорить с этой девчонкой.
— И что ты ей скажешь?
— Ну…
— Ты велишь ей скрестить ноги? — улыбнулась Кэрин.
— В сущности, да.
— Думаешь, она тебя послушает?
— По-моему, она должна знать…
— Она знает, Хэнк.
— Похоже, тебя это не слишком беспокоит, — заметил он.
— Нет. Дженни — разумная девочка, и мне кажется, что ей будет неловко, если ты начнешь читать ей мораль. Гораздо лучше было бы, если бы ты… — Она внезапно замолчала.
— Если бы я что?
— Если бы ты приходил домой пораньше. Если бы ты видел мальчиков, с которыми она встречается. Если бы ты проявлял интерес к ней и к ним.
— Я даже не знал, что она встречается с мальчиками. Тебе не кажется, что ей еще рано ходить на свидания?
— Биологически она такая же зрелая женщина, как и я.
— И явно идет по твоим стопам, — бросил Хэнк и тут же пожалел о своих словах.
— Берлинская шлюха, — сухо прокомментировала Кэрин.
— Извини.
— Все в порядке. Вот что я тебе скажу, Хэнк. Я надеюсь, что когда-нибудь ты все-таки поймешь, что я влюбилась в тебя, а не в американскую шоколадку.
— Я понимаю.
— Правда? Тогда почему ты все время напоминаешь о моем «ужасном» прошлом? Послушать тебя, так я была главной проституткой в районе красных фонарей.
— Я бы не хотел об этом говорить, — поморщился Хэнк.
— А я хочу. Мы должны выяснить все раз и навсегда.
— Нам нечего выяснять.
— Нам многое надо выяснить. И лучше сказать прямо, чем вилять вокруг да около. Тебя очень беспокоит тот факт, что я спала с одним мужчиной до тебя?
Он не ответил.
— Хэнк, я с тобой разговариваю.
— Да, черт возьми, еще как беспокоит! Меня просто выводит из себя, что нас познакомил бомбардир моего корабля и что он знал тебя гораздо дольше и, по всей видимости, гораздо лучше, чем я.
— Он был очень добрым, — мягко заметила Кэрин.
— Я не желаю слушать о его проклятых достоинствах. Что он такого делал, дарил тебе нейлоновые чулки?
— Да. Но ведь и ты их дарил.
— И ты ему говорила те же слова, что и мне?
— Я говорила, что люблю его. И я действительно его любила.
— Здорово! — буркнул Хэнк.
— Ты бы предпочел, чтобы я спала с человеком, который мне не нравился?
— Я бы предпочел, чтобы ты вообще ни с кем не спала!
— Даже с тобой?
— Ты вышла за меня замуж! — крикнул Хэнк.
— Да. Потому что влюбилась в тебя с первого взгляда. Поэтому и вышла за тебя замуж. Поэтому и попросила Питера больше не приходить ко мне. Потому что я полюбила тебя.
— Но сначала ты любила Пита.
— Да. А разве ты никого до меня не любил?
— Я с ней не спал!
— Вероятно, она не жила в военной Германии! — отрезала Кэрин.
— Нет, не жила. А ты жила, только не говори мне, что все немецкие девушки с легкостью отдавались американским солдатам.
— Я не знаю, что делали другие немецкие девушки, могу отвечать только за себя, — сказала Кэрин. — Я хотела есть. Мне было страшно. Черт возьми, я умирала от страха. Ты когда-нибудь испытывал страх?