Столько раз думал он об этой встрече! Великая американская сказка о встрече двух влюбленных под звездным небом. Он представлял себе, как однажды вновь встретится с Мэри О'Брайен, и оба почувствуют отголоски прежней любви, может быть, на какое-то мгновение прикоснутся друг к другу и грустно вздохнут о жизни вдвоем, которой у них не было и никогда не будет, — а потом расстанутся вновь. И вот эта встреча произошла — Мэри О'Брайен оказалась матерью Дэнни Дипаче, а он не знает, что ей сказать.
— Как… странно, — наконец произнес он. — Я даже представить не мог…
— Я тоже.
— То есть я знал, что ты замужем. Ты написала мне о том, что выходишь замуж, и… и, вероятно, даже назвала его имя, но с тех пор прошло так много времени, Мэри, и я…
— Я называла его имя, — вставила она. — Джон Дипаче. Мой муж.
— Да, возможно. Я просто не помню.
Он помнил мельчайшие подробности того дня, когда получил ее письмо, помнил дождь, моросящий по взлетному полю на севере Англии, звуки работающих двигателей, белые клубы выхлопных газов, красные и синие диагональные полосы на ее конверте, торопливый почерк и адрес: капитан Генри Альфред Белл, 714 5632, 31-й эскадрон бомбардировщиков, ВВС США. Он помнил и слова:
«Дорогой Хэнк!
Когда ты просил дождаться тебя, я ответила, что не знаю. Я сказала, что еще слишком молода. Я встретила человека, дорогой Хэнк, и собираюсь выйти за него замуж. Надеюсь, ты меня поймешь. Я не хочу причинять тебе боль и никогда не хотела…»
И внезапный рев бомбардировщиков, взлетающих с потемневшего поля.
— Я не запомнил его имя, — повторил он. Они замолчали.
— Ты… ты хорошо выглядишь, Мэри, — первым нарушил он молчание.
— Спасибо.
— Я и не знал, что ты все еще живешь в старом районе.
— В Гарлеме? Да. Там у Джонни магазин. — Она запнулась. — Моего мужа, Джонни.
— Понятно.
— Хэнк…
— Мэри, я не знаю, для чего ты пришла сюда, но…
— О, Хэнк, ради всего святого, неужели ты собираешься убить моего сына?
Она не плакала. И в этот момент он пожалел, что она не плачет. Она словно плюнула ему в лицо и, побледнев, метала молнии своими карими глазами.
— Мэри, давай постараемся понять друг друга, — предложил он.
— Хорошо. Давай.
— Наши отношения остались в далеком прошлом. Ты замужем, я женат, у нас обоих есть дети…
— И ты обвиняешь моего ребенка в убийстве.
— Мэри…
— Разве это не так, Хэнк?
— Да, обвиняю, — кивнул он. — Я работаю на этот округ, и моя работа — защищать жителей округа. Твой сын совершил убийство, и как государственный обвинитель.
— Мой сын не имеет к убийству никакого отношения! Его совершили другие!
— Если это правда, я выясню ее до суда.
— Он даже не состоит в банде!
— Мэри, поверь мне, здесь не карательная контора. Прежде чем передать дело в суд, его тщательным образом расследуют. И если обнаружатся какие-либо смягчающие обстоятельства…
— О, перестань, перестань, Хэнк, пожалуйста! Я не ожидала от тебя такого. От незнакомца — да, но не от тебя, не от Хэнка Белани.
— Белла, — мягко поправил он.
— Я — Мэри, — тихо произнесла она, — девушка, которую ты когда-то знал. Мэри! Которая когда-то любила тебя… очень сильно. — Она сделала паузу. — Так что не говори мне о смягчающих обстоятельствах.
— А что ты хочешь от меня услышать, Мэри?
— Что моего мальчика не отправят на электрический стул…
— Я не могу обещать тебе ничего…
— ..за преступление, которого он не совершал! — закончила она.
В комнате снова повисло молчание.
— Никто не расплачивается жизнью за то, что не совершал, — сказал Хэнк.
— Ты действительно веришь в это?
— Да, верю.
Она посмотрела на него долгим, тяжелым взглядом:
— Похоже, передо мной совсем другой человек…
— С нами обоими многое произошло за эти годы, — развел руками Хэнк. — Не можем же мы ожидать…
— Странно, — устало произнесла она. — Я пришла в этот кабинет, ожидая увидеть незнакомца, — и я его увидела. Я тебя совсем не знаю. Я даже не знаю, повлияет ли то, что произошло когда-то между нами, на судьбу моего сына. Насколько я могу судить…
— Не говори так, Мэри! — резко перебил он. — Я — юрист и верю в справедливость. К твоему сыну отнесусь по справедливости. Признаюсь, я очень страдал после того, как получил твое письмо, но все это было очень давно, я стал взрослым и забыл о своей боли.
— А мой сын станет взрослым? — тихо спросила она.
Ответа не последовало.
Днем он зашел в кабинет к Холмсу. Большинство журналистов фамильярно называли шефа отдела по расследованию убийств Шерлоком, но все служащие звали его Эфраимом, то есть его настоящим именем. Круглое лицо этого невысокого седовласого человека в очках придавало ему сходство с телевизионным комиком. Однако впечатление было обманчивым: Эфраим Холмс был начисто лишен чувства юмора.
— Какие у тебя вопросы, Хэнк? — спросил он. — Я занят.
— Дело Морреса, — без предисловий заявил Хэнк.
— А что с этим делом?
— Я хочу от него отказаться. И прошу назначить обвинителем кого-нибудь другого. Холмс резко поднял голову:
— Почему, черт побери?
— По личным причинам.
— Каким?
— По личным причинам, — повторил Хэнк, не желая вдаваться в подробности.
— Ты боишься?
— Нет. С чего ты взял?
— Не знаю. Вся эта газетная шумиха. Эти ублюдки уже предрешили ход дела. Вопят о смертном приговоре. Я и подумал, может, ты из-за них дергаешься.
— Нет. Газеты тут ни при чем.
— Тогда в чем дело? Думаешь, у нас мало шансов на победу?