– Грета, – сказала я. – Ты прекрасно помнишь, что ты натворила прошлой зимой.
– Да, барышня, – сказала Грета.
– Ты прекрасно знаешь, что тебе за то может сильно влететь.
– Ведь это было зимой, – сказала Грета. – Ведь вы говорили со мной месяц назад или даже полтора месяца назад.
Я засмеялась и сказала:
– Ах, Грета, если б ты была не Грета, а Генрих, и не крестьянка, а благородная, я бы посоветовала тебе поступать на юридический факультет.
Грета, конечно, ничего не поняла и только повторила:
– Ведь это же было так давно!
– Срок давности по твоему проступку еще не наступил, – сказала я. – Ну да всё это глупые шутки, впрочем. Помнишь, ты сказала мне, почти дословно «Барышня, я не хочу, чтобы меня уволили. Барышня, место на кухне мне очень нужно. Барышня, не говорите папаше» и наконец «Барышня, что я должна сделать, чтобы вы не сказали папаше, чтобы меня не выгнали?» Было такое, нет?
– Было, – сказала Грета. – Я так говорила.
– Значит, – сказала я, – значит так. Ты должна кое-что сделать.
Мне вдруг показалось, что Грета очень испугалась. Она слегка покраснела и закусила губу. Интересно, о чем она подумала? Я молчала.
– Что я должна сделать, барышня? – спросила она.
– Присядем, – сказала я и указала на поваленное дерево в десяти шагах от дороги.
Был уже вечер, хотя совсем светло. Солнце клонилось к закату, но закат был совсем не скоро. Было недели две до Иванова дня.
– Тебе не жарко в таких толстых носках? – спросила я Грету. – Ну, впрочем, ерунда. Не в том дело. Ты, как я знаю, не замужем.
– Нет, то есть да, – сказала она. – В смысле, да, я не замужем.
– Я так и думала, – сказала я. – А скажи, повар Иван, тот, кому ты помогала таскать корзину с кардамоном и прочими пряностями, ну, с которым вы просто так проветриться поехали. Он что, твой, как это у вас выражаются, «парень»? Вы с ним, как это у вас выражаются, «ходите»?
– Я не обязана отвечать на такие вопросы, барышня, – сказала Грета.
– Конечно не обязана, – рассмеялась я. – Но ты же попросила меня не ябедничать папе, вот и выбирай.
– Что я должна сделать, барышня? – повторила Грета.
– А впрочем, мне это неважно, – рассмеялась я. – Парень – не парень, ходите – не ходите, какое мне, в сущности, дело до твоих любовных увлечений…
– Что вы меня мучаете, барышня? – взмолилась Грета.
Мне вдруг стало ужасно смешно.
Если бы с такими вопросами к Грете пристала близкая подруга, она бы ей, конечно, все вывалила во всех подробностях. Они долго бы сплетничали про своих любовников. А если бы это спросила какая-нибудь посторонняя тетка, причём спросила бы нагло и настойчиво, вполне возможно, Грета надавала бы ей пощечин или оттаскала бы за волосы. Но вот ведь беда – я для Греты ни то, ни другое. Откровенничать со мной она не хочет, а запустить пальцы мне в прическу так, чтобы у меня из глаз слезы брызнули, не может. Ничего не поделаешь. Еще одно упражнение для господ социалистов или графа Толстого.
– Зачем вы смеетесь, барышня? – спросила Грета.
– Так, – сказала я. – Сама не знаю. Так вот, дорогая Грета, мне все равно, соблюла ты невинность до брака или нет, с кем ты здесь, как у вас выражаются, гуляешь. Не соблюла, и ладно. Двадцатый век на дворе, верно?
– Что? – не поняла Грета.
– Двадцатый век, говорю, – повторила я. – Одна тысяча девятьсот десятый год.
– Чего вы от меня хотите, барышня? – в который раз взмолилась бедная Грета.
Я придвинулась к ней поближе, рукой подняла толстую золотистую прядь, свесившуюся на ухо, и прошептала, чего я от нее хочу. Грета стала совсем красная.
– А как это сделать? – шепотом спросила она. – Нет, это вообще невозможно! Это же просто ужасно! Я не смогу.
– Ага, – сказала я громко. – Значит, спать в неприличном смысле слова на моей кровати ты смогла, а показать мне, как это делается, не можешь?
– Ну как я это сделаю? – сказала она. – Даже если стыд отбросить, как?
– Да проще некуда, – сказала я. – Ведь ты со своим Иваном, ну или не знаю, с каким-нибудь Петром, Игнатом, Максом, Шандором – встречаешься? И уж конечно, не у него дома, небось? И небось, не у себя? Где-нибудь, наверно, на сеновале или в столярной мастерской. Да что я тебе все объясняю – тебе же лучше знать! Вот и спрячь меня там. За стенкой или на чердаке, а потом приходи со своим парнем, а я буду подглядывать.
– Вам не стыдно, барышня? – спросила Грета.
– Мне никогда ничего не стыдно, – сказала я. – К сожалению. Но так уж вышло. Не знаю, кто виноват. Может, я сама виновата, может – черт, а может – Господь Бог. Как ты думаешь, Грета, черт действует с разрешения Господа Бога?