Он говорил со мной как равный с равным... как это говорят?.. как равный партнер в деле. Он сказал мне, что полностью рассчитывает на меня и что, несомненно, я со временем должен буду стать владельцем его предприятия и его состояния. Он сказал, что внимательно смотрел за мною и очень рад, что у него такой крепкий здоровьем и не плаксивый наследник: «От нервных дворянчиков труха одна». Потом он сказал мне, мальчишке, что ему самому лет уже слишком немало, чтобы бросать дело наудачу. Было отчиму в ту пору под шестьдесят, а имел в виду он то, что Господь Бог не выдал ему письменной гарантии в соответствующем делу продолжении рода: могла родиться девочка, чего он никак не желал, мог родиться мальчишка, но не достаточно здоровый, а мог и вообще никто не родиться. Я же оказался готов и подходил по всем меркам. Он прямо так и говорил: мне не важно, чей ты сын, а отца твоего я уважаю за то, что он родил крепкого бугайчика, значит, знал дело. Еще он добавил, что настоящее кровное родство — делу только помеха, потому что мешаются чувства и всякие там «высшие права», и в России от этого сплошь и рядом мотовство в пику отцам. «Промотаются — и тут же прут в рай через игольное ушко, а как были верблюдами, так и остались». Каково мне все это было слышать в девять лет, скажите?.. Удивительно быстро и даже, не скрою, охотно я подчинился воле отчима.
Объяснил он мне и то, как придется жить. Здесь, в Америке, по его словам, можно было добиться своими силами гораздо большего, чем в России, где опять же мешали всякие «высшие права», но здесь требовалось очень накрепко и очень надолго закусить удила. «Запомни, — говорил он мне, — мы, русские, на этом поле чужие и всегда будем чужими. Англичанин тут — свой, и немец — свой, и даже японец приедет и потом своим станет, а вот настоящему русскому — никак. Объяснить не сумею. Сам, если умным будешь, прокумекаешь как так. Потому с русского тут двойной спрос, как на Страшном Суде, так что держись и послабления не давай себе ни на минуту».
Почему с русского на Страшном Суде «двойной спрос», этого я, по чести говоря, и до сих пор не «прокумекал». У отчима была какая-то оригинальная философия, но общие ее основы он мне так и не раскрыл, унес в могилу.
И вот взялся он за меня, а я закусил удила.
По всему вышло, я оправдал его надежды. Результат был таков: уже в скором времени я пошел учиться вместе с новойоркскими сорванцами. Бит бывал. Сначала часто, потом все реже... Случалось, особенно в начале лета, вспомнится что-нибудь... окошко, пруд наш, луч солнца через комнату... кольнет... вздрогнешь... Но я еще крепче грыз удила... Да, тоска по минувшему только помогала мне держаться и не давать себе послабления.
Отчим умер пять лет назад. Я остался с его предприятием и дипломом химика. Мне удалось запатентовать... как это называется?.. одну рационализацию в производстве резины. Мой патент был интересен Форду, и он захотел купить его. Я отказался, потому что видел возможность открыть собственное производство резины для автомобильных колес. Это дело огромной перспективы. Я искал кредиты, но все мои знакомые финансисты вдруг стали хором ссылаться на какие-то трудности... Будто против меня возник целый заговор.
И вдруг однажды вечером моя матушка как бы невзначай, без сиюминутного повода... в задумчивости... сказала за ужином такие слова: «Твой отец очень интересовался техническими новинками. Наверно, его увлекло бы твое изобретение...»
Так моя судьба пошла на новый, необыкновенный круг... Да, несомненно роковой круг.
Помню, что я весь похолодел на минуту, замер, затаив дыхание. А спустя час во мне уже все горело. Я уже весь был как в лихорадке.
Я все рассчитал таким образом, чтобы дело смогло отпустить меня на один месяц и даже, в крайнем случае, на пару.
Я собрался за один день и на первом же пароходе отправился в Старый Свет.
Сначала был Петербург, потом — Москва. Я был здесь уже не кто иной, как Всеволод Всеволодович Дубофф, гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Я прошелся у Кремля, потом по Тверской. Уверяю вас, я был рад, но очень спокоен. Теперь мне было хорошо и здесь.
Конечно, я не решился сразу взять да заявиться в Перовское: здрасьте! вот он я! вот какой сюрприз! К тому же помогло и время: как раз шла на исход зима, а в такой сезон, помнил я, наше семейство обитало в своем московском доме.
Я был терпелив и настойчив. Я тщательно выследил отца, выбрал место и подстерег его на Рождественском бульваре, где он возымел явно «новую» привычку прогуливаться перед обедом в эдаком чинном одиночестве. Я двинулся отцу навстречу уверенным шагом... хотя да, признаюсь, что колени у меня на первых шагах немного задрожали и дыхание оказалось недостаточно ровным... Я был поражен, что вижу его, так сказать, на том же уровне зрения... Ведь он был огромен для меня, как гора, а теперь вдруг так уменьшился... Да, и к тому же отец сильно постарел, поблек немного, весь выглядел будто покрытый старой штукатуркой... Но остался, конечно, так же крепок и прям. Моя новая фамилия получалась при встрече с родителем довольно странной игрою слов...