— Это наказание Божье.
Он как будто пропустил ее слова мимо ушей, спокойно отошел назад и, помахав рукой, прокричал вполголоса:
— Я сделал для вас все, что мог!
Наблюдая за ним, я стоял в гуще толпы, словно прячась, как хищник, в кустах. Когда шлюпка стала опускаться и мать с дочкой пропали из виду, я почувствовал, что вот-вот вся энергия мести вырвется из меня...
Он прошел через толпу и с очень сосредоточенным видом направился куда-то — и тут я налетел на него, схватил за лацканы пальто и изо всех сил ткнул в ближайшую стену.
Я заскрипел зубами от злобы. Я крикнул ему прямо в лицо:
— Мерзавец! Ты убил моего отца! Я удавлю тебя!
Он не удивился, не испугался, а только схватил меня за руки и стал отдирать от себя. Его глаза горели холодным, электрическим огнем. Он был очень силен, стал мотать меня из стороны в сторону, сжав губы и не издавая ни звука. Так мы и топтались позади всех. То я его дерну, то — он меня. Нагрудники мешали нам, и уж выглядели мы потешно, как два коверных клоуна, затеявших дурацкую потасовку...
Старший офицер, который командовал посадкой на шлюпки, заметил нашу возню, подскочил с вытаращенными глазами и стал размахивать у нас перед физиономиями своим револьвером. Я не могу передать всех его проклятий. Он изрыгал залпами самые крепкие морские ругательства. Краткое содержание его спича было примерно таковым:
— Блохастые русские медведи! Перепились, твари паршивые! Вышибу мозги обоим!
Нас растащили в стороны. Как всегда, постарались умелые и предупредительные стюарды.
Офицер процедил сквозь зубы: «Русские!», сплюнул и пошел заниматься более важными делами.
Сделав вид, что остыл и опомнился, я не нашел ничего лучшего, как спуститься вниз, в каюту отца.
Там еще оставались его вещи. У меня сжалось сердце. Теперь я осознал, что брать на память нечего, бесполезно... и моя смерть, возможно, очень близка... что корабль действительно тонет и шлюпок не хватает на всех. Не помню страха. Было только очень больно на душе, досадно. Стало нестерпимо жалко и отца, и мать. Мне стала невыносима эта несправедливость, эта отвратительная, издевательская циничность судьбы. За что мы все — мой отец, я, моя мать — за что мы все так расплачивались? За что нас всех так раскидало?
С минуту я посидел там в кресле, тупо смиряясь с наказанием, как маленький ребенок, которого поставили вечером в темный угол. Потом я перебрал машинальными движениями платки отца, заглянул в гардероб. Его висевшие на вешалках костюмы вдруг подались наружу... Наклон палубы стал заметно круче. Я потрогал рукава, словно прощаясь с отцом за руку...
Вот и всё.
Потом я снова пошел искать «канцлера», кстати прихватив с собой вторую, оставшуюся трость отца.
Я нашел его очень скоро, словно у меня открылся волчий нюх.
Знаете, где он оказался?.. В «Парижском кафе». Он занимался делом: стоял на коленях у перевернутого стола и кухонным ножом выстругивал выемки у ножек. Рядом с ним лежала аккуратно смотанная веревка... И еще стояла бутылка бренди. Двое официантов, похоже, воодушевленные его примером, занимались тем же...
Я вошел внутрь, держа трость, как саблю.
Он сразу увидел меня. Наверно, знал, что хищник не оставит охоту, и следил за дверью краем глаза... Да, его лицо ничуть не изменилось, сохранило деловую сосредоточенность. Он схватил за ножку стул, быстро поднялся и метнул свой снаряд в меня. Он был очень силен. Я еле увернулся. Стул пролетел мимо и вышиб стекла вместе с изящными рамами. С веселым хрустом и звоном всё посыпалось за моей спиной, и сразу стали лучше слышны звуки регтайма, который продолжали исполнять на палубе музыканты корабельного оркестра.
С безумной веселостью я успел подумать: «Ну, теперь нас точно пристрелят!» И кинулся на своего врага. Он был вооружен двумя мощными кухонными ножами, но поначалу ретировался. Мы стали кружить вокруг столов. Я опрокидывал их, кидался на него, а он уворачивался, как будто дожидаясь, что я выдохнусь или совершу оплошность. От него я не услышал ни слова, и он сам казался совершенно спокоен. Я наступал тоже молча. Ему уже был известен повод к этой нелепой дуэли — и этих сведений было для него достаточно.
Официанты косо поглядывали на нас и продолжали свое дело, готовясь к спасению.
Он бросился на меня внезапно, не из лучшей позиции. Похоже, что он случайно поддался чувству. Я сумел ударить его тростью по одной руке. Нож вылетел. А лезвию второго ножа я подставил руку, оно скользнуло по рукаву, и острие вонзилось прямо в нагрудник. Вот еще забавная деталь: спасательные нагрудники теперь служили нам латами. Рыцари из нас были хоть куда!