— Я прождал ее до полуночи.
Тарас Адамович удивленно вскинул брови.
— Она не появилась. Что вы делали дальше?
— Утром я был в театре, хотел встретить ее, спросить, что случилось, — объяснил художник. — Понимаете, я подумал, что она… Что она просто забыла, или же ее пригласил кто-то другой.
Тарас Адамович потер подбородок, еще раз взглянул на своего собеседника.
— Что вам сказали в театре?
— Что Вера не явилась на репетицию.
— Это вас смутило?
Художник грустно посмотрел куда-то мимо хозяина дома. Едва слышно прошептал:
— Смутило? Нет, вовсе нет, скорее огорчило. Понимаете, я тогда не думал, что Вера исчезла. Я подумал, что она просто не пришла. Нашла себе компанию поинтересней. И… пропустила репетицию.
Эту мысль в полиции горячо бы поддержали. Однако сейчас они были не в полиции.
— Что было дальше?
Собеседник Тараса Адамовича прикрыл глаза.
— Я пытался не думать о ней. Выбросить из головы.
— Получилось?
— Не очень. В театре начали распространяться слухи. Мира приходила к Брониславе, спрашивала о Вере. Бронислава — жена балетмейстера, Бронислава Нижинская, — объяснил он и продолжил: — В театре говорили, что Вера исчезла, поехала за город с офицерами. Но сестра ее искала, следовательно… Следовательно, могло что-то случиться.
Галушко не перебивал.
— Я… понимаете, я даже хотел, чтобы что-то случилось. Сейчас я ненавижу себя за это, но тогда, тогда я хотел, чтобы было какое-то другое объяснение тому, что она не пришла в тот вечер в Шато де Флер. Теперь я боюсь, боюсь того, что что-то могло случиться по пути в парк. И боюсь того, что она вообще не собиралась встречаться со мной.
Он задумчиво умолк. Потом молвил:
— Балерины говорили, что сестра Веры обращалась в полицию. Вера не вернулась, поползли слухи о том, что Нижинская поставит на ее партии дублерш.
— Как отреагировали на исчезновение Веры в театре?
— Обрадовались. Там ведь тот еще серпентарий.
Тарас Адамович отставил чашку.
— У вас есть какие-то предположения, куда могла исчезнуть Вера?
— Я не знаю, — он пожал плечами. — Раньше она никогда не исчезала.
— То есть это с ней случилось впервые?
— Да.
— А что касается офицеров. Вы с кем-либо из них знакомы? Видели вместе с Верой?
— Нет. И не хотел бы видеть. Думаю, балерины больше расскажут о них. Или Мирослава.
— Вы хорошо знаете сестру Веры?
— Виделись пару раз.
Теперь калитка скрипнула чуть слышно, будто извиняясь, что отвлекает собеседников. Олег Ираклиевич Щербак повернул голову в направлении дорожки, ведущей к веранде. Мирослава Томашевич, как и обещала, пришла к Тарасу Адамовичу, когда полуденное солнце зависло над домом, утопавшим в тени яблоневого сада. Замерла у калитки, увидев гостя. Потом решительно направилась к веранде, остановилась у ступеней. Мужчины поднялись.
— Добрый день, господин Галушко. О, — перевела взгляд на его собеседника, — господин Щербак! Не ожидала вас здесь встретить.
— И я вас, но я рад нашей встрече, — ответил художник, опять превратившись в Париса.
— Мира, прошу вас присоединиться к нашему разговору, — пригласил хозяин. — Мы пробовали луковый конфитюр, а еще мой гость рассказал кое-что о том вечере, когда исчезла ваша сестра.
Мира удивленно посмотрела на художника:
— О, а я не знала, что… что вы что-то знаете…
Она села напротив Щербака.
— Расскажите мне. Когда вы видели Веру?
— Скорее, когда не видел, — грустно молвил художник. — Она должна была выступать в Интимном, я пригласил ее встретиться в Шато де Флер.
— Она мне не говорила, — удивилась Вера.
Шарм элегантности вмиг улетучился, черты лица художника стали резкими:
— А она вам всегда говорит, с кем и когда собирается встречаться?
Мира перехватила взгляд Галушко и дрожащим голосом сказала Щербаку:
— Простите, просто… В тот вечер Вера приглашала меня на встречу. Мы… Должны были пойти вдвоем в «Семадени». Там… ее ждали.
Мира зарделась. Щербак смотрел на свои лежащие на столе руки с длинными тонкими пальцами.
— Ждали, — эхом повторил он, а потом переспросил. — Назимов?
— Я… не уверена. Но, да, возможно, Назимов.
Галушко с интересом наблюдал за собеседниками. Пожалел, что не прихватил записную книжку. Художник начал с защиты — обвинял себя в исчезновении девушки, но надеялся, что это не так. Теперь перешел в наступление — обвинял соперника. Идеальная сицилианская защита, воинственная по своей природе. Интересно, сможет ли мосье Лефевр так быстро перейти от защиты к атаке?