Выбрать главу

— И в комнатах были заперты и на кухне?

— Да, да, да! Но вы…

— Дело в том, что воры, проникнув в квартиру, могли сами для отвода глаз, закрыть форточки, — продолжал Бородин. — Вы хорошо помните, что закрывали их, перед отъездом?

— Полагаю, что да! — уже не столь категорично, однако же утвердительно ответила Зверева.

— Полагаете или точно? — потребовал Бородин полной ясности.

— Послушайте, с чего это вы прицепились к форточкам? — с новой силой завозмущалась Зверева, однако незаметно для себя включилась в нужный Бородину разговор. — Вы видели форточки в нашем доме?

— Да, Раиса Алексеевна, видел, — живо отозвался Бородин. — Маленькие, что и говорить….

— Только кошка в них и пролезет!

— Ну, пожалуй, еще и мальчик лет двенадцати-тринадцати. Бывали такие случаи.

— Восьмой же этаж, Бог с вами! — поражение воскликнула Зверева. — На вертолете он, что ли, подлетел? Послушайте меня еще раз: в мою квартиру вошли через двери, имея ключи! И я требую, чтобы вы нашли Агаркова, потому что ключи мог изготовить только он!

— Ну, хорошо, — вздохнул Бородин. — Скоро все узнаем.

— Мне очень интересно знать — как? — язвительным тоном спросила Зверева.

— Спросим у вора. Надеюсь, он все нам расскажет.

— Вы что, уже поймали его?

— Собираюсь с ним повидаться, а вы меня задерживаете. Всего вам хорошего, Раиса Алексеевна! — трубка в ответ лишь успела квакнуть.

8.

Самого Тропинина дома не оказалось. Дверь открыла его мать. По документам ей было сорок шесть лет, но выглядела она значительно старше: все лицо в морщинах, глаза водянистые, нос налился краснотой с лиловым оттенком.

Она тоже куда-то собиралась: была в сапожках, теплой кофточке, с шерстяной вязаной шапкой в руках.

— С работы еще не приходил, — прокуренным голосом ответила она на вопрос о том, где ее сын. Было семь вечера.

— Он всегда поздно приходит?

Женщина равнодушно пожала плечами.

— Когда как. Вчера пришел — шести не было.

— Может, пригласите нас в комнату? К вам у нас тоже будет разговор.

— Дак не убрано! — попыталась отговориться хозяйка.

Однако Бородин уже снимал пальто.

— Мы люди не гордые, — и кивнул Андрейчикову: — Раздевайся!

Какого-то особенного беспорядка в передней комнате не было заметно. Разве что пыль по углам да куча сваленного на диван чистого белья, еще пахнущего уличной свежестью.

— Мария Васильевна, — обратился Бородин к хозяйке, — вспомните, были ли вы дома в середине дня восемнадцатого ноября.

— Ой, да где ж это мне вспомнить! — горестно приложила хозяйка ладонь к щеке. — Сколь уж прошло…

— В этот день ваш сын и его приятель занесли сюда вещи, — подсказал Бородин. — Две сумки и, возможно, телевизор.

— Откуда у Женьки телевизор, Бог с вами! — испуганно встрепенулась женщина, но голос прозвучал как у неопытной актрисы на самодеятельной сцене — на одном дыхании и вразнобой с жестами и мимикой, а в слезящихся глазах ясно читалось: знает, определенно что-то знает!

— Ваш сын, Евгений Павлович Тропинин подозревается в совершении квартирной кражи! — сообщил ей Бородин.

— Бог с вами, какая кража! — все таким же искусственным тоном, словно заученное наизусть проговорила Мария Васильевна. — Отродясь он чужого не брал!

— Судимости есть у него?

— Не-ет, что вы, Бог с вами! — отмахнулась как от нечистой силы.

— Давно живете без мужа?

— Пятый год!..

— Что случилось?

Бросил! Не нужна стала, — при этих словах она быстро заморгала, прогоняя слезы, но к горлу уже подступили спазмы. Женщина спрятала лицо в ладонях и затряслась в беззвучных рыданиях.

— У вас еще дети есть? — спросил Бородин, когда она успокоилась.

— Дочка. Замужем, — женщина вытерла лицо полотенцем, которое вытянула из кучи белья.

— Муж у нее кто?

— Дмитрий. Ежов по фамилии.

— Где работает?

— В магазине. Грузчиком.

— Судимости у него были?

— Сидел.

— За что?

Женщина долго молчала, терзая в жилистых руках полотенце.

— А не знаю я! — наконец, ответила она и крепко сомкнула тонкие синеватые губы.

— Если вашего сына опознают свидетели, — сказал Бородин, — то посоветуйте ему не запираться. Если сам все сразу расскажет, сделаем ему явку с повинной, и срок будет меньше.

— И много дадут? — спросила женщина, скорбно глядя на Бородина.