И мы должны согласиться, что предзнаменование это сбылось.
Мы все еще стояли. Кроуфорд откашлялся и начал:
— Может, я лучше представлю вам своих коллег…
— Совершенно излишне, мой милый. Тот факт, что человек никак не может запомнить ваше лицо, еще не означает, что он вообще всех забывает. Нисколько. Приветствую всех вас!
Он величественно помахал Брауну, Уинслоу и Найтингэйлу, которые стояли все вместе по левую руку Кроуфорда. Большой уверенности в том, что он действительно узнал их, ни у кого из нас не было.
Кроуфорд снова начал:
— Думаю, что вы все же не помните наших юрисконсультов. Разрешите мне представить…
— Тоже совершенно излишне. Вот это Эллиот, который был членом совета колледжа с тысяча девятьсот тридцать четвертого по тысяча девятьсот сорок пятый год, хотя во время войны он покинул колледж и работал тогда, так же как и впоследствии, на пользу отечества, причем служба его получила всеобщее признание. Он также автор нескольких известных книг. Известных. Да! Я никогда не протестовал, когда так называли мои собственные произведения. Вот когда дело дошло до «великого», я счел нужным умерить излишнее рвение. А это, должно быть, Доуссон-Хилл, с которым, насколько помню, я не имел удовольствия встречаться прежде, но о котором знаю, что он был стипендиатом нашего колледжа с тысяча девятьсот двадцать пятого по тысяча девятьсот двадцать восьмой год, стал королевским адвокатом в тысяча девятьсот тридцать девятом, получил чин майора Уэльского гвардейского полка в тысяча девятьсот сорок третьем году. Член клубов Этиниум, Карлтон, Уайт и Пратт.
Старик, весьма гордый собой, просиял улыбкой.
— Как видите, домашнее задание я знаю назубок, дорогой… — Он с улыбкой, нимало не смущаясь, посмотрел на Кроуфорда. — Извините, но ваша фамилия упорно выскакивает у меня из головы…
— Кроуфорд.
— Ах да! Наш теперешний ректор. Лучше уж я буду называть вас просто ректор. Домашнее задание я знаю назубок, видите… ректор. «Справочник знаменитостей» — прекрасная книга. Всем книгам книга! Мне единственно кажется, что было бы лучше, если бы они не записывали в нее всех без разбора. Тогда некоторые из нас сочли бы возможным давать немного больше сведений о себе.
Он повернулся к Доуссон-Хиллу.
— Прошу прощения, что не поздоровался с вами прежде.
Доуссон-Хилл, который, в отличие от Кроуфорда, чувствовал себя вполне свободно, подошел и пожал ему руку.
— Как-то я слушал одну из ваших лекций, профессор Гэй, — сказал он.
— С чем вас и поздравляю! — ответил Гэй.
— Должен сознаться, что она до меня не дошла, — сказал Доуссон-Хилл одновременно почтительно и дерзко.
Гэй собрался было выяснить, какая именно это была лекция, но тут Уинслоу, который держался на ногах только благодаря тому, что, изловчившись, прислонился к креслу, поднял голос:
— Признаться, мне не вполне ясна цель нашей конференции…
— Не совсем ясна вам, мой милый? Зато мне она ясна. Вот именно! Благодарствуйте, однако, за то, что вы напомнили мне о моих обязанностях. Да, вот именно. Я должен сосредоточить все свои мысли на обязанностях, взятых мною на себя, и на задаче, которая лежит перед всеми вами. Да, наши мысли должны быть устремлены в ближайшее будущее. Вот куда мы должны устремить свои мысли.
— Может быть, мы устроим заседание за круглым столом? — спросил Браун.
— Думаю, что это незачем. В самом непродолжительном времени я обращусь к вам со словом по поводу вашей миссии; я дам вам последние наставления. Это событие требует торжественности, и я приложу все силы, чтобы провести свою роль стоя. Да, я хочу, чтобы вы прониклись серьезностью поставленной перед вами задачи. — Медленно поворачивая голову слева направо, он обвел нас всех довольным взглядом. — Я совершенно точно помню, обстоятельства, которые привели вас всех сюда сегодня. Вот эти заметки помогли мне восстановить кое-что в памяти. — Он выудил откуда-то сбоку пачку листков и, держа на вытянутой руке так, чтобы на них падал свет из окна, начал изучать их при помощи большой лупы. Это заняло немало времени.