— Но вдруг там всё же было что-то…
— Крайне маловероятно, — вздохнул Скрипка. — Ты разговаривала с ними пять с половиной часов. Четыре часа ты вела запись. Два часа мы уже отслушали… я не думаю, что где-то на оставшихся двух часах Валентина или Буся назовут нам имя убийцы.
— Скажи просто, тебе надоело и ты не хочешь включать логику, надеясь на видения.
— Да. Скажу просто. Надоело. Нет. На видения не надеюсь… но, сознайся. Ты не идёшь к себе в номер потому, что тебе тоже беспокойно.
— Мне? С чего вдруг? — начала было отрицать всё Лена, но поняла, что ей, действительно, слегка не по себе. И дело не в том, что она прониклась сознанием, что вокруг принесённых ею фотоальбомов и дисков есть информационное поле. Не в том, что её угнетает диктофонная запись, возвращая в сегодняшний день, очень тяжёлый в моральном плане.
Но в чём тогда…
— Я не могу понять, Лена. Всё-таки прошлое я вижу гораздо чётче, чем будущее. Но меня беспокоит, что Ярослав Олегович просил не выходить сегодня из номера и особо подчеркнул, что опасность ждёт на свежем воздухе. А завтра после полудня опасность исчезнет. К чему бы это он?
— Кто из нас двоих экстрасенс-провидец?
— Давай я тебе лучше мышечный зажим в плечах сниму, и мы ляжем спать.
— Давай.
Если бы Марченко не видела своими глазами, не поверила бы, что Сергей положил ей на плечи свои тонкие музыкальные пальцы, а не раскалённые металлические прутья.
— Ай!
— Спокойно… всё уже хорошо…
— Ой. Спасибо, правда, хорошо.
Лена ушла к себе в номер — но только затем, чтобы минут через сорок вернуться с подушкой и одеялом. Темнота, тишина и духота номера никак не давали ей успокоиться и уснуть.
Скрипке пришлось ещё раз прогревать ей плечи и шею, прежде чем она, наконец, задремала.
Сам он устроился в позе лотоса под окном.
Медитация не медитация, но в походно-полевых условиях ему нравилось проводить до десяти часов кряду в особом состоянии не-бодрствования.
26 мая 20ХХ года, 07:15, гостиница «Исторка», город КасторовоК-кхрр!
Елена подпрыгнула на кровати. Прислушалась. Страшный хруст не повторялся. Проморгавшись после сна и оглядевшись, она вспомнила, что пришла ночевать в комнату Сергея.
Наверное, это он, умываясь в ванной, решил похрустеть пальчиками.
Бззз! Бззз!
Лена подпрыгнула ещё раз, но сразу же поняла, что это виброзвонок на её телефоне. Судорожно нашаривая трубку, она почему-то вспомнила предсказание Серёжи про звонок Игоря и чертыхнулась вслух, понимая, что Валуйский не станет звонить ей ни свет ни заря.
— Да, алло? — хрипло проговорила она, когда удалось, наконец, поймать трубку.
— Елена Валерьевна, это Владимир Фёдорович. Наш дом сожгли этой ночью.
— А…
Хлопнула дверь ванной, и в комнату вошёл Скрипка — при полном параде, но с полотенцем на голове. Кивнул на телефон в Лениной руке:
— Плохие вести?
— Хуже некуда. Дом Романовых сожгли.
— Ясно, — спокойно кивнул Сергей. — Собирайся, едем.
— Зачем? — Лена откинулась на кровать и уставилась в потолок.
Ее внимание привлекли шикарные трещины.
А ведь всё начиналось так хорошо. Елена столько надежд возлагала на следственный эксперимент! Она собиралась вести видеозапись, чтобы потом можно было ещё раз вернуться к анализу реакции всех участников… И где теперь все это проводить? Нарисовать контуры комнаты среди головешек?
— Что значит, зачем, — Скрипка энергично растёр волосы, отбросил полотенце на спинку стула. — Будем работать.
— С чем работать? — вяло возмутилась Лена. — Ты не понял, что ли? Дом сожгли!
Скрипка подошёл поближе. Заглянул Марченко в лицо:
— А кто поджёг?
До неё стало потихоньку доходить, что не всё потеряно.
— А ты сможешь узнать?
— Не знаю. Но проверить просто необходимо.
26 мая 20ХХ года, 09:20, пригород Касторово, дачный посёлок от ткацкой фабрики.Марченко, Скрипка, Романовы, Сташины, Карский и ещё два десятка полицейских растянулись неровным кольцом вокруг пепелища. Чуть поодаль сворачивали шланги две пожарные бригады. Сады соседей потихоньку набивались соболезнующими и просто любопытными. Все ещё хорошо помнили, что именно в этом доме произошла страшная трагедия — и вот спустя два года в треске пламени прекратил существование и сам дом.
Крыша обвалилась внутрь, подмяв под себя второй этаж. Печная труба сохранилась вся целиком и теперь тянулась к небу обгоревшим страшным пальцем. Чёрный кулак, из которого торчал палец трубы — стены первого этажа, добротная бревенчатая кладка — ещё кое-где дымился.