Однако никаких соображений у Георгия Ивановича не возникло даже после усиленной стимуляции мозга фирменным чаем. Да, Кшиштофа Фелициановича отравили, проникнув в квартиру извне; да, Ева Леопольдовна умерла с чьей–то помощью. Но ведь мотивы–то преступлений так и не прояснились. А в таком случае, если не осталось совершенно никаких следов, как, кого и где искать? Стало быть, придется посидеть ночь с орехами в жестком золотом кругу света настольной лампы, решил детектив. Таким образом, он оказался вынужденным отпустить всех, кроме Холодинца, по домам без заданий.
Что же касается Сергуни, то завтра тот должен был проверить по картотеке все зафиксированные в кабине лифта следы и отпечатки, отобрать «перспективные». Но это была заведомо бессмысленная работа, которую стоило проделать исключительно для очистки совести: коль злоумышленник оказался таким техничным, глупо надеяться, что тот оставил на месте преступления свою «визитную карточку».
Наутро белки глаз маэстро были красными, на краю стола высилась гора скорлупок, «Аз воздама» было выпито несколько чайников. А вот толку… Толку от его интеллектуальных потуг было ноль. Мотивы преступления так и остались для его ума закрытыми, никаких стоящих мыслей по поводу расследования не родилось.
Георгию Ивановичу ничего не оставалось, кроме как поехать в баню. Ну, чтобы кроме решения главной задачи, как обычно, попариться при температуре градусов этак в четыреста, обломать о свое крепкое тело охапку веников…
Как и в прошлый раз, сменилось несколько пар хлестальщиков, а «на поддачу» поочередно становились представители наших самых «крепких» людских слоев и профессий: солигорский шахтер, ветеран ВОВ, жлобинский сталевар и спецназовец. Опять прибежал директор и умолял прекратить, как он выразился, «парилочную вакханалию» — очень боялся, морда, за сохранность доверенного ему банно–оздоровительного комплекса. Вновь, когда Прищепкин наконец уступил мольбам, выскочил из парилки и нырнул в бассейн, то своим раскаленным телом в считанные минуты практически его испарил — было по шею, осталось по колено. А под занавес, по установившейся уже традиции, благодарный «за непоруху» директор выставил детективу и остальным участникам вакханалии бочку пива. Вот так банятся настоящие сыскари. Учитесь, мать вашу!
Вернувшись в офис на Бейкер — Коллекторная–стрит, Георгий Иванович вырубил телефоны и провалился в глубочайший, не будет преувеличением сказать, космический сон. Именно для него баня и затевалась. Он знал, что сознание в таком отрубе должно встретиться с подсознанием и обязательно обогатится новой информацией. Была у него такая практика. До какого–то другого для себя способа придать расследованию новый импульс он просто не додумался.
Сколько же проспал Георгий Иванович? Часов, наверно, пять. Мог бы и все десять, но в ресторане «Лукойла» разгалделись пьяные нувориши.
Ничтожества, думаете, раз нахапали бабок, то можете нарушать сон сыскаря?! Напоминаю, такого права нет даже и у султана Брунея!
Что же снилось–то, что пришло?.. И к ужасу своему, детектив не находил ответа. Ну, ничего не снилось, ни в одном уголке сознания никакого «подарка» от подсознания не обнаруживалось. А при попытках активизировать оный методом «экранизации» перед мысленным взором детектива лишь мелькали какие–то ярко–рыжие пятна неясных очертаний. Цветом, правда, они ассоциировали с шевелюрой Кшиштофа Фелициановича… И что с того?.. Может, дело рук маньяка? Маньяка–рыжененавистника?.. Похоже на то, хотя такой мании психиатрией не зафиксировано.
Ладно, зашью–ка я себе джинсы, а то завтра нечего надеть окажется, решил Георгий Иванович и включил телевизор. Собственно, только занимаясь домашними делами, он его и смотрел.
После блока рекламы, едва начался какой–то старый фильм с молодым Юматовым, вклинился экстренный выпуск новостей: «Этой ночью, буквально полчаса назад, в номере гостиницы «Планета» в результате взрыва погиб величайший танцор, известнейший певец современности, борец за права геев Геннадий Блинков».
Судя по относительной целостности номера, взрыв был маломощный. Однако вид тело «величайшего» имело, наверно, непрезентабельный. Поэтому по телеку показали только носилки. Тем не менее, так как из–под края простыни виднелись известные всему СНГ ярко–красные кудри, то ни у кого из зрителей не возникло и тени сомнения, что закрыт ею именно Геннадий Блинков. Георгий Иванович, продолжая механически орудовать иголкой, даже чуть не пришил к джинсе руку. Новость его буквально ошарашила. Причем так мощно впечатлил его не факт гибели знаменитости, а лишь то, с лету схваченное Прищепкиным обстоятельство, что ярко–рыжими были и Блинков, и Кшиштоф Фелицианович.