— Только до ворот, — выставил вперед ладони Улнис. — А то неизвестно, когда получится выйти обратно.
— Ладно, — сдался сыщик, поднимая с пола кейс адвоката, в котором находились все необходимые бумаги.
В это время тихо скрипнула дверь ванной комнаты и появилась Натаха, уже облаченная в черные облегающие джинсы и грубой вязки свитер.
— Береги себя, — внезапно тихо произнесла молодая женщина, в уголках ее глаз блеснули слезинки. Она безмолвно осенила частного детектива тройным крестом.
У Глеба почему-то защемило под ложечкой. Чтобы немного разрядить обстановку, нарочито хриплым голосом Джигарханяна из фильма «Место встречи изменить нельзя» он просипел:
— На святое дело идем, вызволять товарища.
Ободряюще подмигнул Натахе и в сопровождении Улниса вышел из номера. Девушка смахнула слезу, а режиссер Аполлон Марсов, пристроившись на краешке стула в дальнем углу, что-то быстро черкал в своем блокноте...
Все следственные изоляторы России, несмотря на внешние различия, имеют единые внутренние правила, обозначенные Уставом и Уголовным кодексом. Входом в следственный изолятор для следователей и адвокатов служит служебное помещение, прозванное «отсечкой».
Хотя Кольцову еще ни разу не доводилось бывать в СИЗО ни в качестве сидельца, ни в качестве дознавателя, все нюансы он знал, как священник «Отче наш», слишком специфическим был у него бизнес.
Войдя в «отсечку», мрачное сырое помещение с высоко подвешенным светильником, бронированными дверями, выкрашенными в густой мышиный цвет, и кабинкой дежурного офицера, отгороженной от посторонних бронированным стеклом и выдвижной нишей для сдачи удостоверений и личного оружия (для дознавателей), Глеб поторопился вынуть из внутреннего кармана удостоверение.
— Адвокат задержанного Донцова, Штрайхер Роман Львович, — слегка картавя, представился Кольцов, приставив к стеклу адвокатскую корочку.
Дежурный офицер, сорокалетний старший лейтенант с лицом цвета мороженой говядины и морщинами, как у породистого мастифа, услышав фамилию «Донцов», напрягся.
— У Донцова нет своего адвоката, — выдал дежурный. — А общественного или какого другого ему еще не назначили.
— Да что вы говорите? — Кольцов-Штрайхер удивленно приподнял левую бровь и, рывком раскрыв свой кейс, извлек листок с договором, прижал его к стеклу и злобно прокартавил: — У Донцова Олега Сергеевича есть адвокат, на подобную услугу он заключил договор с частным детективным агентством «Заслон», на которое я имею честь работать в качестве юрисконсульта и адвоката. Так что давайте-ка не будем затягивать процедуру общения с моим подзащитным. Или, может, мне обратиться к вышестоящему начальству?
— Но есть инструкция... — начал было дежурный, но лжеадвокат его резко перебил:
— Неужели судебно-процессуальный кодекс уже для сотрудников в СИЗО не имеет силы? Может, мне обратиться в прокуратуру, по-моему, за ней еще сохранились функции надзора исполнительности закона. Как ваша фамилия, старший лейтенант?
Последняя фраза заставила дежурного офицера дернуться, как от разряда электрического тока.
— Дайте этот документ, — неуверенно попросил дежурный, открывая заслонку в стеклянной перегородке.
— Возьмите. — Глеб сунул листок в прорезь, не прерывая словесного потока. — Это копия, заверенная нотариусом, и, если она пропадет, не страшно, не последняя, но вам, дружище, не поздоровится.
— Стойте здесь, — рявкнул офицер и, схватив листок, бросился опрометью из своей кабины.
Громко топоча по винтовой лестнице, он поднялся на третий этаж. Здесь находился кабинет дежурного по следственному изолятору. Старший лейтенант распахнул дверь и без стука ворвался в кабинет.
— Товарищ майор, к Донцову приехал адвокат, — с порога закричал старлей и, заглянув в листок с договором, зачитал: — Штрайхер.
— Роман Штрайхер? — переспросил майор, машинально сдвинув на край стола папку с текущими документами.
— Именно, — подтвердил дежурный.
— Твою мать, — в изумлении выругался майор. — Знаменитый московский адвокат, этот может насыпать нам соли под хвост, если что не так. Его лучше не злить. Вот не было печали. — Подняв глаза, майор со злостью взглянул на старшего лейтенанта, будто тот был виноват в неожиданном появлении московского адвоката. — Что он хочет, мать его?