Сименон Жорж
Дело Сен-Фиакр
Жорж Сименон
Дело Сен-Фиакр
Перевод с французского А. Шаталова.
Глава I
Осторожное поскребывание в дверь; звук чего-то, поставленного прямо на пол; негромкий голос:
- Время полшестого! Только что позвонили к первой мессе...
Мегрэ приподнялся на локти, скрипнула кровать, и он удивленно глянул в окошко, расположенное прямо на скате крыши. И тут же снова прозвучал голос:
- Вы пойдете причащаться?
Комиссар Мегрэ уже поднялся, стоя босыми ногами на ледяном полу. Он подошел к двери, "запертой" куском бечевки, намотанной на два гвоздя. Послышались быстро удаляющиеся шаги и, выглянув в коридор, комиссар успел заметить мелькнувший силуэт женщины в кофте и белой юбке.
Тогда он поднял кувшин с горячей водой, который принесла ему Мари Татен, закрыл дверь им, отыскав осколок зеркала, побрился:
Догорающей свече оставалось ещё несколько минут жизни. А за окошком ещё было темно, прямо настоящая зимняя ночь. На ветвях тополей ещё оставались несколько сухих мертвых листьев.
Стоять, выпрямившись в полный рост, Мегрэ мог только находясь посреди мансарды под двускатной крышей. Холодно. Всю ночь ему дышало прохладой в затылок, но он никак не мог понять откуда сквозит.
Как бы то ни было, холод его бодрил, создавая давно забытую атмосферу деревни.
Первый удар колокола, зовущий к мессе... Колокола над спящей деревней... Будучи ребенком, Мегрэ так рано никогда не поднимался... Он ждал, когда позвонят ещё раз без четверти шесть, поскольку тогда не нуждался в бритве... Разве только умывался...
И горячую воду тогда ему не носили... Случалось даже, что вода в кувшине замерзала, покрывалась корочкой льда... Немного спустя, его башмаки уже стучали по мерзлой земле...
Теперь, не спеша одеваясь, он слышал, как Мари Татен сновала по залу трактира, стряхивая решетку в печке, зазвенела посудой, крутила кофейную мельницу.
Он одел пиджак, потом плащ. Прежде, чем выйти, вынул бумажник, а из него документ:
"Муниципальная полиция в Мулене.
Переслать по принадлежности в Уголовную полицию в Париже".
Потом квадратный листок. На нем старательно выведено:
"Сообщаю, что в церкви Сен-Фиакр во время первой мессы в День Поминовения усопших будет совершено преступление".
* * *
Бумажка пролежала несколько дней в разных кабинетах на набережной Орфевр. Мегрэ случайно обратил на неё внимание и удивился:
- Сен-Фиакр, Матиньон?
- Вполне вероятно, поскольку нам это переслали из Мулена.
И Мегрэ сунул листок в карман.
Сен-Фиакр! Матиньон! Мулен! Эти названия были ему знакомы больше, чем кому-либо иному.
Он родился в Сен-Фиакре, где его отец в течение тридцати лет проработал управляющим в замке! В последний раз он был там, когда умер отец, которого похоронили на небольшом кладбище за церковью.
"Во время первой мессы... будет совершено преступление..."
Приехал Мегрэ накануне. Остановился в единственном здесь трактире у Мари Татен.
Она его не признала, но он-то её узнал по глазам. Будучи девчонкой, она косила, и он это запомнил.
Маленькая тщедушная девчонка превратилась в старую и, кажется, ещё более тощую старую деву, без конца шныряющую по залу, кухне, а так же по двору, где разводили кроликов и кур.
Комиссар спустился по лестницу. Внизу светила керосиновая лампа. На краю стола стояли тарелки. Крупно нарезанные куски серого хлеба. Запах кофе с цикорием и кипяченого молока.
- Вам следует сходить к причастию, тем более в такой день, как сегодня... Лучше всего для этого прийти на первую мессу!
Хрупкие голоса колоколов. На дороге уже слышны шаги. Мари Татен пробежала через кухню, что бы переодеться в черное платье, надеть нитяные перчатки и криво сидящую из-за шиньона шляпку.
- Я вас оставляю... Кушайте... дверь на ключ сами закроете?
- Да нет! Я готов...
Она была смущена, что пойдет вместе с мужчиной! Да ещё приезжим из Парижа! Она мелко семенила, наклоняясь вперед, по утреннему холодку. По земле ветром мело опавшие листья. Их сухой шорох свидетельствовал о том, что за ночь они сильно промерзли.
К слабо освещенному входу в церковь спешили и другие тени. Колокола все? звонили. В окнах низеньких домиков светились окна, люди поспешно одевались, чтобы попасть к первой мессе.
Как когда-то, Мегрэ чувствовал холод, резь в глазах, замерзшие кончики пальцев и привкус кофе во рту. Но вот, войдя в церковь, в тепло, ощутил запахи восковых свечей и ладана.
- Извините меня.. Я пойду на свое обычное место... там моя маленькая скамеечка..., - пробормотала она.
Мегрэ узнал черный стул с красными бархатными подлокотниками старой Татенихи, матери косой девчонки.
В глубине церкви ещё дрожала веревка, за которую только что дергал звонарь. Разничий заканчивал зажигать свечи.
Сколько же собралось на это призрачное сборище невыспавшихся людей? Более полутора десятков. Мужчин, впрочем, было только трое: церковный сторож, звонарь и сам Мегрэ.
"... будет совершено преступление..."
Полиция в Мулене посчитала это дурной шуткой и не стала беспокоиться. Да и в Париже удивились поездке комиссара.
До Мегрэ донесся слабый шум за дверью, расположенной справа от алтаря. Тут он четко, буквально по секундам, смог догадаться, что там происходит: ризница, опоздавший мальчик из церковного хора, кюре, молча облачающийся в ризу; вот он складывает руки, как полагается, и направляется к нефу, в сопровождении спотыкающегося в своем одеянии мальчика.
Мальчишка был рыжий. Он звонил в колокольчик.
С шепотом молитв началась литургия.
"... во время первой мессы..."
Мегрэ перебрал одну за другой все эти тени. Пять старушек с собственными скамеечками, на которые становятся на колени во время молитвы. Толстая жена арендатора. Молодые крестьянки и ребенок...
Снаружи донесся шум подъехавшего автомобиля. Скрипнула дверца. Звучат мелкие, легкие шаги, и через всю церковь проходит дама в траурном платье. На клире стоит ряд скамеек из твердого полированного дерева. Они предназначены для господ из замка. Там-то и разместилась, бесшумно устроившись, дама, под внимательными взглядами остальных женщин.
"Requiem (ternam dona eis, Domine..."