Услышал ли он, как Мегрэ, уходя, буркнул себе под нос:
- Кретин!.. Маленький паршивый кретин!..
А Мари Татен, сама не зная почему, вдруг испугалась, оставшись с ним наедине.
* * *
День так и нес до конца свой отпечаток беспорядка и нерешенности, явно потому, что никто не чувствовал себя в состоянии решиться управлять событиями.
Мегрэ испытывал неудобство из-за тяжелого плаща, бродя по древне. Его видели то на площади у церкви, то в окрестностях замка, в окнах которого загорались огоньки.
Ночь наступала быстро. Ярко освещенная церковь вся вибрировала от звуков органа. Звонарь запер кладбищенскую решетку.
Еле видимые в ночи кучки людей о чем-то негромко между собой разговаривали. В основном, обсуждали, приличествует ли пройти попрощаться с мертвой.
Первыми решились двое мужчин. Их встретил метрдотель, который, впрочем, тоже не знал, что следует делать. Он и поднос для визитных карточек не приготовил. Искали Мориса де Сен-Фиакр, чтобы узнать его мнение, но вместо него отвечала русская девица, которая заявила, что граф ушел подышать свежим воздухом.
Она одетая лежала на постели и курила сигареты и курила сигареты с длинным картонным мундштуком.
Тогда слуги стали впускать людей, махнув на все рукою.
И это было, как бы сигналом. По выходе с вечерни началось шушуканье.
- Но да же, да! - говорили некоторые. - Папаша Мартен и молодой Бонне туда уже сходили!
Тогда двинулись все остальные. Пошли вереницей. Замок был слабо освещен. Крестьяне шли по коридору и их силуэты поочередно возникали в каждом окне. Детей вели за руку. На них шикали, чтобы не толкались и не шумели. Лестница! Коридор второго этажа! И наконец спальня, куда простые люди входили впервые.
Там стоял только слуга графини, который с трудом сдерживал нашествие. Люди крестились, макая веточку самшита в святую воду. Более смелые говорили в полголоса:
- Смотри-ка, она будто спит!
Другие вторили им, как эхо:
- Она больше не страдает...
Потом шаги уже звучали по рассохшемуся паркету. Скрипели ступени лестницы. Слышалось:
- Тс-с!.. Смотри под ноги, порог...
Кухарка из полуподвального помещения видела только ноги проходящих.
Морис де Сен-Фиакр вернулся в тот момент, когда замок был переполнен народом. Он смотрел на людей округлившимися глазами. А те задавались вопросом, можно ли с ним поговорить. Впрочем, ограничившись тем, что он поприветствовал их кивком головы, граф ушел в комнату к Мари Васильеф, откуда донесся разговор по-английски.
А Мегрэ был в церкви. Церковный сторож с гасильником в руке переходил от свечи к свече. В ризнице кюре снимал свое священническое облачение. Слева и справа стояли кабинки для исповеди с маленькими зелеными занавесочками.
Мегрэ вспомнил о том далеком времени, когда он был ещё так мал ростом, что не мог укрыться за зенавесочкой, не доставал.
Позади него звонарь, не замечая комиссара, запирал центральный вход.
И тут Мегрэ пересек неф и прошел в ризницу, вызвав своим появлением удивление кюре.
- Извините меня, месье кюре! Я хотел задать вам один вопрос...
Выражение лица священника было сурово, но лаза, как показалось Мегрэ, лихорадочно блестели.
- Сегодня утром произошло нечто странное. Молитвенник графини, который лежал на её скамье, вдруг исчез и был найден под стихирем мальчика из церковного хора, в этом самом помещении...
Молчание. Шорох шагов ризничего по ковру в церкви. Более тяжелые шаги. Это звонарь, вошедший через боковую дверь.
- Это могли сделать только четверо... Прошу вас извинить меня... Итак, мальчик из церковного хора, ризничий, звонарь и...
- Я!
Голос звучал спокойно. Освещенное с одной стороны лицо священника тоже было спокойно. Из кадила к потолку поднималась, завиваясь кольцами, голубоватая струйка дыма...
- То есть?
- Это я взял молитвенник и положил его здесь, ожидая...
Коробка с облатками, церковные сосуды, колокольчик на два тона - все стояла на своих местах, как и во времена, когда маленький Мегрэ был мальчиком из церковного хора.
- Вы знали, что находится в молитвеннике?
- Нет.
- В таком случае...
- Я вынужден просить вас не задавать больше мне вопросов, месье Мегрэ. Это касается тайны исповеди...
Невольные мысленные ассоциации. Комиссару припомнился катехизис. И образ тернового вена, возникавший у него в памяти, когда старый кюре рассказывал историю некоего средневекового священника, который предпочел, чтобы ему вырвали язык, но не предал тайну исповеди. Все это возникло, всплыло у него перед глазами так же, как тридцать пять лет тому назад.
- Вы знаете убийцу... - шепотом вырвалось у Мегрэ.
- Его знает Бог... Извините меня... Я должен идти к больному...
Оба вышли в сад дома священника. Его отделяла от дороги небольшая решетка. Отсюда было видно, как люди выходили из замка и сбивались в кучки, чтобы обсудить все увиденное.
- Вы полагаете, месье кюре, что ваше место...
В этот момент подошел доктор, который проворчал в бороденку:
- А скажите-ка, кюре! Не кажется ли вам, что это напоминает ярмарку! Все нужно приводить в порядок! Ах! Это вы, комиссар! Ну и устроили вы переполох!.. В этот час, половина деревни обвиняет молодого графа в... Особенно, после того, как приехала эта женщина! Управляющий отправился по арендаторам, чтобы собрать 40000 франков, которые необходимы для...
- Хватит!
Мегрэ двинулся дальше. На душе у него было скверно. Разве не его обвиняют во всем этом беспорядке? Что же такого неуклюжего он совершил? А ведь, по сути дела, он бы отдал все, чтобы события здесь развивались в благопристойной обстановке!
Крупно шагая, он направился к трактиру, который уже был почти полон.
- До него донеслись обрывки фраз:
- Готов поспорить, что, если их не соберут, то он сядет в тюрьму...
Мари Татен всем своим видом демонстрировала скорбь. Тем не менее, она, как старушка, семенила туда-сюда. А ведь ей было не больше сорока!
- Это вы заказывали лимонад? Кто заказывал две кружки?..
Сидя в углу, Жан Метейе что-то писал, иногда поднимая голову, чтобы прислушаться к разговорам.