— Я…
— На колени, говорю тебе! Тебе что, ковер сюда подать?
— Аи! Я…
— Проси прощения!
Реплики, и без того перемежавшиеся долгими паузами, внезапно оборвались: послышались глухие удары.
Как видно, граф дал волю гневу. Слышно было, как он колотит чем-то об пол.
Мегрэ приоткрыл дверь. Морис де Сен-Фиакр, схватив Готье за горло, бил его головой об пол.
При виде комиссара он выпустил клерка, вытер лоб и выпрямился во весь рост.
— Дело сделано, — проговорил он, едва переводя дух.
Заметив управляющего, граф нахмурился.
— А у тебя не возникло желания попросить прощения?
Старик был так напуган, что тут же бросился на колени.
В слабом дрожащем свете двух свечей покойницы совсем не было видно: над смертным одром торчал лишь нос, казавшийся непомерно большим, да виднелись сложенные на груди руки, из которых свисали четки.
— Убирайся!
Граф вытолкал Эмиля Готье за дверь и запер дверь.
Один за другим мужчины стали спускаться по лестнице.
Эмиль Готье был весь в крови. Он никак не мог отыскать свой носовой платок. Доктор дал ему свой.
Выглядел парень просто ужасно: измученное, перепуганное лицо в пятнах запекшейся крови, нос превратился в бесформенную лепешку, губа порвана.
Но самое омерзительное, самое гнусное — были его бегающие глаза.
Расправив плечи, с высоко поднятой головой Морис Де Сен-Фиакр шагал размашисто и уверенно, как настоящий хозяин дома, который знает, что и когда ему делать. Пройдя по длинному коридору первого этажа, он Распахнул входную дверь. Порыв ледяного ветра ворвался в замок.
— Убирайтесь! — рявкнул он, повернувшись к папаше и сыну.
Но когда Эмиль уже собирался выйти вон, граф инстинктивно ухватил его на ходу.
Мегрэ мог поклясться: из груди графа вырвалось рыдание. Он вновь принялся лупить клерка, восклицая:
— Гаденыш! Гаденыш!
Но едва комиссар тронул его за плечо, как он полностью овладел собой, спустил Эмиля с лестницы и закрыл дверь.
И тут же из-за двери донесся голос старика:
— Эмиль! Где ты?
Священник молился, опершись о столешницу буфета. В углу, не сводя глаз с двери, застыли в оцепенении Метейе и адвокат.
Морис де Сен-Фиакр появился в дверях с гордо поднятой головой.
— Господа, — начал было он.
Но нет, говорить у него не было сил — душило волнение. Он дошел до предела.
Он пожал руку врачу, затем комиссару в знак того, что теперь пора уходить. Потом чуть помедлил, повернувшись к Метейе и адвокату.
А те двое словно не понимали, а может быть, их парализовал страх.
Тогда он махнул рукой, указывая им на выход, и щелкнул пальцами. И все.
Этим, однако, дело не кончилось. Адвокат стал разыскивать свою шляпу, и Сен-Фиакр простонал:
— Да шевелитесь же…
Из-за двери доносился приглушенный гомон. Мегрэ сообразил, что это сбежавшиеся слуги гадают, что происходит в замке.
Комиссар натянул свое тяжелое пальто. Ему хотелось еще раз пожать руку де Сен-Фиакру.
Дверь на улицу была распахнута. Была ясная холодная ночь. На небе — ни облачка. В заливавшем округу лунном свете четко проступали темные контуры тополей. Откуда-то совсем издалека доносился звук шагов, а в доме управляющего горел свет.
— А вы, господин кюре, останьтесь…
В гулком коридоре вновь послышался голос Мориса де Сен-Фиакра:
— Теперь, если вы не очень устали, пойдемте помолимся над телом матушки…
Глава 11
Двойной свисток
— Не обижайтесь, что я так плохо за вами ухаживаю, господин Мегрэ. Но с этими похоронами…
Бедняжка Мари Татен суетилась, готовила целые ящики пива и лимонада.
— Многие приедут издалека и уж наверняка зайдут перекусить.
Поля совершенно побелели от инея, трава ломалась под ногами. Каждые четверть часа колокола маленькой церкви принимались звонить отходную.
Траурный катафалк прибыл еще на рассвете, и служащие похоронного бюро сидели теперь в деревенской гостинице, расположившись полукругом у очага.
— Вот странное дело — управляющего нет дома, — проговорила Мари Татен. — Наверное, он в замке вместе с господином Морисом.
Понемногу стали собираться принаряженные крестьяне.
Мегрэ доедал завтрак, когда заметил в окно, что к гостинице в сопровождении матери идет мальчик-служка. Но в гостиницу парнишка вошел один. Мать остановилась у поворота дороги, думая, что из гостиницы ее не видят, и лишь пихнула Эрнеста в спину, словно стремясь одним махом втолкнуть его прямо в двери Мари Татен.
Входя в зал, он выглядел вполне уверенным в себе, словно ученик, которому на раздаче школьных наград досталось читать ту самую басню, которую они всем классом долбили три месяца.
— Господин комиссар здесь? — обратился он к Мари Татен.
В тот же миг он заметил комиссара и направился прямо к нему, даже не потрудившись вынуть руку из кармана. Видно было, как он теребит что-то в глубине кармана.
— Я пришел, чтобы…
— Покажи-ка свисток.
Эрнест моментально попятился, отвел глаза, но потом, поразмыслив, пробормотал:
— Какой свисток?
— Тот, что лежит у тебя в кармане. Ты ведь давно мечтал о бойскаутском свистке?
Мальчик машинально вытащил свисток из кармана и положил его на стол.
— А теперь валяй рассказывай свою небылицу.
Парнишка подозрительно глянул на комиссара, потом слегка пожал плечами. Эрнест был, ох, не простак!