В Анталье такое зрелище не в диковинку, так что я особенно и не прятался. Отнес его в порт – там всегда стоит стража, а мне требовались два свидетеля. Вместе затолкали мы его в мешок, сунули туда же еще камень.
Будь другой час и другая погода – скажем, теплое время, да утречком, – мы бы его по всем правилам отвезли в лодке подальше в море, хотя это и не имеет значения, достаточно и двух аршин глубины. Но я заметил, в зимние вечера любое дело делаешь без охоты. Так что мы просто-напросто подкатили мешок к краю пристани и спихнули в воду.
Почему я сперва не снес его к правителю, чтобы тот опознал его, привел в чувство и допросил? Да потому, что был почти уверен (насколько в таких делах можно быть уверенным), что шиир только выдает себя за Саади.
Да, вы правы: тем и окончилось столь долгое возвращение на родину поэта Саади.
Показания Антуана де Жимеля, начальника французской королевской стражи при султане Джеме, о событиях с ноября 1494 года по февраль 1495 года
Вы слышали, я предсказывал, что займу этот пост, едва лишь мой государь получит султана Джема от Александра VI Борджиа. Сомнений у меня не было: король Карл VIII не может не взять верх. Слишком истерзана была Италия междоусобными войнами, слишком продажны были ее правители, слишком печальным было положение ее народа. По какому праву примешиваю я к истории Джема слово «народ»? Прошу прощения, но это слово примешивали к историям и более ничтожным.
Как бы то ни было, 31 декабря 1494 года, всего за один час до полуночи, мой король вступил в Рим. Звезды предрекли ему в тот год крупные удачи, и он спешил завладеть последней, самой крупной удачей, Джемом, до того, как этот год истечет.
Старая лиса Александр VI добился своего: принудил моего короля взять Рим силой и тем навлечь на себя укоры всего христианского мира. И еще к одному был он принужден: отнестись с безграничной любезностью к самому папе, коль скоро он совершил насилие над его столицей. Король понимал эти хитрые расчеты папы и нарочно целых две недели не покидал своих покоев – мы разместились во дворце Сан-Марко. Он ждал посланцев Александра. Но папа дулся, ожидал извинений. И в конце концов направили послов мы.
Переговоры между Александром Борджиа и королем заняли еще две недели. По всем остальным пунктам договора (Карл на законных основаниях занимает Неаполь, оставляет свои войска в шести папских крепостях, возглавляет поход на Турцию) обе стороны достигли согласия за два часа. Но Джем! Сколько хлопот доставил Джем нашим кардиналам и вельможам!
Да, вы правы, собственно, не Джем, а папа. Джема король даже не видел еще. Вот послушайте, что потребовал папа взамен султана Джема. Во-первых, залог в пятьсот тысяч дукатов. Во-вторых, шестьдесят французских дворян – тоже в качестве залога. В-третьих, султан Джем должен оставаться в пределах Папства, пусть и под французской стражей. И наконец, в-четвертых, спустя шесть месяцев он должен быть возвращен папе. После чего мы получим обратно деньги, заложников, а также заверения в совершеннейшем почтении.
По мнению всех французов и приверженцев Франции, мой король должен был потерять рассудок, чтобы после всех наших блистательных побед согласиться на такие условия. Вообразите: Карл VIII их принял.
– Султан Джем все еще находится в крепости Святого Ангела, – сказал он Совету. – Иными словами, в руках папы. Если мы затянем переговоры относительно Джема и Александр не узрит в обмене никакой для себя выгоды, он способен убить турка и тем лишить смысла нашу победу. Любой – я подчеркиваю! – любой ценой мы должны заполучить Джема живым. Вы видите сами, Европа напугана расширением наших границ, возможно, что спустя неделю Германия или Британия ударит нам в спину. Какими средствами достигнем мы выгодного мира, если не будем обладать Джемом?
Слова короля относительно цены вновь вызвали возражения; можно, дескать, выждать. Но король был непреклонен – он в самом деле опасался получить вместо живого трупа настоящего мертвеца.
– Джем обитает в Европе уже тринадцать лет, ваше величество! – напоминали ему некоторые. – Что заставляет ваше величество именно теперь опасаться за его жизнь?
Тогда Карл VIII огласил перед Советом письма, перехваченные у некоего Хусейн-бега. Двенадцать писем, переписка между Александром VI и Баязидом относительно «окончательного разрешения дела Джема».
Убежден, что вы и без меня догадались, в чем заключалось «окончательное разрешение». Переписка завершалась известием (переданным лично папой) о том, что король Карл идет войной на Италию с целью отнять Джема и поставить его, Джема, во главе большого крестового похода. Папа, мол, до сего времени выполнял свои обязательства перед Баязидом, а французы и не подумают выполнять их – следовательно, наступило время, когда давняя угроза – великий крестовый поход – станет реальностью. Святой отец в этом письме выглядел безумно напуганным таким поворотом судьбы, словно сам был правовернейшим мусульманином. Далее Борджиа указывал на то, что отпор, оказываемый Папством Франции, требует огромных средств, и настоятельно просил уплаты назначенного Джему содержания вперед за пять лет. Эти деньги, мол, уберегут Джема в руках Рима, если вообще смогут уберечь Рим.
Ответ Баязида был сдержанным. Султан чуть ли не приказывал Папству назначить епископом Арля Николо Чибо (Баязид, как вы можете заметить, уже назначал христианских епископов), потому что тот оказал Турции неоценимые услуги в деле Джема. Иными словами, под носом у Папства некоторые духовные лица находились на турецкой службе! Относительно выплаты пятилетнего содержания Баязид не упоминал и лишь высказывал пожелание, чтобы брат его не покидал пределов Рима.
Посему следующее письмо Александра VI было отчаянным – он писал его в тот час, когда мой король находился во Флоренции. Папа стенал, что французы стоят у порога и только чудо может спасти Папство и Турцию (извольте полюбоваться – единомыслящие и единодействующие Ватикан и Турция!). Уплата вперед пятилетнего содержания Джема – со слезами молил Александр, – иначе крестовый поход!
На латыни, причем безупречнейшей латыни, следовал ответ Баязида, и – как утверждал схваченный его посланец – султан писал его собственноручно, дабы показать кое-кому, что он отнюдь не варвар. На этой безупречной латыни Баязид отказывался быть и впредь марионеткой в наскучившем ему спектакле. Его войска победоносны, заявлял он, и крестовый поход нимало не тревожит его. Он ожидает его чуть ли не с нетерпением, ибо давно пришло время – миру надоели все эти посулы и обманы.
Одну, последнюю, возможность предлагал Александру Борджиа Баязид-хан, подсказывал средство заработать малую толику золота, если не хочет вовсе лишиться его: «Поскольку брат мой должен рано или поздно умереть, ибо его существование меж неверных является для него адской мукой, то в силах Вашего святейшества избавить его от этих многолетних страданий и помочь ему перейти в лучший, более справедливый мир. Ежели Ваше святейшество проявит к моему злосчастному брату такую милость, передав его тело османским властям в любом из портов, то вручители получат триста тысяч дукатов наличными и высочайшую мою благодарность».
Никогда не слышал я тишины более зловещей, чем та, что последовала за прочтением письма. Видите ли, в Совете было тридцать дворян, из коих каждый так или иначе был причастен к делу Джема. Тринадцать лет в наших кругах обсуждались перспективы этого дела, его выгоды или таящиеся в нем опасности. Каждый из нас – тридцати дворян – имел на своем счету или, если угодно, на своей совести солидный груз. То был XV век, он мало напоминал женский монастырь. Однако только что услышанное нами превосходило даже XV век со всеми его Борджиа, Медичи, Савонаролами, инквизицей, Макиавелли! Превосходило человеческое воображение! Султан великой империи предлагал Христову наместнику на земле плату за убийство.
Нет, я выразился бледно, да и неточно. Мусульманство – величайшая опасность для западной цивилизации – предлагало Западу, в лице его духовного пастыря, за триста тысяч дукатов самому переломить свое оружие.