– Да.
– Почему же?
– Она рассказала нам, прямо-таки пожаловалась, что Дорри Эмблер увидела ее фотографии в газетах и решила поживиться на их сходстве, мол, она дочь сестры ее матери и что у них один и тот же отец, ну, в натуре, отец Дорри был также и ее отцом. Она сказала, что Дорри умная и попытается сделать такой финт ушами, что ее ошибочно примут за обвиняемую; что за спиной Дорри стоит какой-то тип с уймой денег и он, мол, своего не упустит, вытряхнет из обвиняемой всю душу и придется откупаться от Дорри многими миллионами.
Ну, и мы тоже пожаловались обвиняемой, что Дорри прикарманила десять кусков, которые принадлежат нам, и мы решили получить их обратно; ей, мол, не следовало так с нами поступать… Словом, то да се – и в конце концов обвиняемая спросила нас, а не сможем ли мы убрать Дорри… ну, с поля действий.
– И что же вы ответили на это? – спросил Бюргер.
– Что ж, мы сказали, если цена будет подходящей.
Ну, она предложила нам двадцать пять кусков, а мы на это посмеялись, и тогда она в конце концов подняла гонорар до пятидесяти кусков да плюс пять кусков дополнительно, чтобы покрыть первоначальные расходы и еще как бы гарантировать добросовестное отношение с ее стороны…
– Продолжайте, – сказал свидетелю Гамильтон Бюргер. – Что вы сделали после этого?
– Мы начали составлять планы.
– Немедленно?
– Да, сэр, совершенно верно, прямо в ходе того разговора.
– Итак, когда вы сказали, что мы начали составлять планы, кого вы имели в виду?
– Там была обвиняемая, то есть Минерва Минден, мой приятель, Барлоу Дэлтон, и я.
– И что же вы делали?
– Ну, она дала нам пять кусков и сказала, что нам, вообще-то, пора бы заняться делом…
– И что же?
– Мы поехали в меблированные комнаты Паркхэрста, то есть я туда поехал и принялся упаковывать ситуацию.
– Так-так, а что вы имеете в виду под упаковкой ситуации?
– Ну, я осмотрел место и составил для себя план.
– И на чем остановились? Что вы конкретно сделали?
– Прежде всего я вступил в контакт с управляющим, узнал, нет ли какой-нибудь свободной квартиры на восьмом или девятом этаже. Нужно было подсобное помещение поблизости, такая база для операции…
– И что вы нашли?
– Я нашел пустующую квартиру на восьмом этаже, номер восемьсот пять, она была совсем близко к лестнице и почти точно под квартирой девятьсот семь, где и жила Дорри Эмблер.
– Вы сняли квартиру?
– Да, сэр. Я сказал управляющему, что мне нужна квартира и номер восемьсот пять вроде бы подходит, но я, мол, хочу, чтобы жена взглянула на нее, жена должна приехать из Сан-Франциско. Я предложил, что заплачу сто долларов задатка, чтобы иметь на три дня гарантию, жена, мол, приедет, взглянет на жилье, и если ей понравится, тогда я и подпишу договор об аренде и уплачу арендную плату сразу за весь срок.
– А какое имя вы назвали?
– Я представился Уильямом Кеймасом.
– И вот на этом основании вам вручили ключ от квартиры?
– Да, сэр.
– И что же вы делали потом?
– Ну, с обвиняемой было решено, что сразу же после слушания ее дела в суде, на следующий день, она примчится в меблированные комнаты, мы приведем в исполнение наш план и избавимся от Дорри Эмблер.
– Итак, вы сказали: «избавимся от нее». Вы имеете в виду… Так что же вы имеете в виду?
– Ну, это ведь только в итоге выяснилось, что мы должны избавиться от нее, а поначалу разговор шел только о похищении.
– Хорошо, что же случилось?
– Ну, видите ли, обвиняемая собиралась приехать к нам сразу, как завершится слушание ее дела в суде…
– А она сказала, почему выбрала это конкретное время?
– Да, сказала, что это, по идее, будет время, когда она освободится от шпиков, репортеров и всей этой чепухи… Адвокат, мол, увезет ее из суда на своем автомобиле и провезет несколько кварталов до места, где она припарковала свою машину, потом адвокат, в натуре, прочтет ей нотацию, что надо сидеть тихо, не высовываться, не лезть на глаза газетным писакам… Они расстанутся, она приедет и присоединится к нам. Обвиняемая сказала, что, если что-нибудь в нашей операции пойдет не так, она запросто подойдет к двери и, выдав себя за Дорри Эмблер, объяснит любой шум или суматоху… ну, и все прочее в этом роде. Так что мы не подвергались бы никакому риску…
– Хорошо, и что произошло?
– Ну, у нас был шанс утащить Дорри Эмблер, пока она была на кухне. Мы постучали в дверь с черного хода и сказали, что на ее имя телеграмма. Она открыла дверь, и мы сразу ее сграбастали.
– Что вы сделали?
– Мы засунули ей в рот кляп, приставили к спине пистолет и быстренько сволокли вниз по черной лестнице в квартиру восемьсот пять. Потом одурманили ее уколом морфия и уложили отдыхать.
– И что дальше?
– Вскоре после этого появилась обвиняемая. Она психовала, хотела, чтобы мы побыстрее убирались оттуда. Она сказала, что Дорри Эмблер советовалась с Перри Мейсоном и у нас мало времени, Мейсон не тот субчик, чтобы заблудиться в трех соснах. Но мы напомнили ей о своих десяти кусках. Мы буквально разнесли эту квартиру в клочья, разыскивая их.
– И вы их нашли?
– Нет… То есть, думаю, что не нашли.
– Что вы хотите сказать этим?
– Ну, мой приятель, Барлоу Дэлтон, вел себя, в натуре, странно. Уже позднее я усек, что он, гад, их и нашел и запросто сунул в карман, а сам делал вид, что ничего нету.
– Но вы не знаете наверняка, что он нашел деньги?
– Нет, сэр. Все, что я знаю, – это что я не нашел их.
– Очень хорошо, очень мило. Что же было потом?
– Потом я сказал обвиняемой, что лучше бы подготовиться к бегству, если что-нибудь пойдет не так.
– И что же вы сделали?
– Я стал баррикадировать кухонную дверь, то есть дверь между кухней и гостиной, чтобы нам самим ее открывать, но удерживать любого, кто бы ни вошел из передней. И именно в то время и позвонили в дверь, там был этот мужчина…
– Какой мужчина?
– Ну, детектив, этот тип, который был убит, Марвин Биллингс.
– Хорошо, продолжайте. Расскажите нам, что случилось.
– Пардон, я забежал немного вперед в своем рассказе. Обвиняемая тоже обыскивала квартиру, что-то там высматривала. Она не говорила что именно, но скоро нашла револьвер двадцать второго калибра.
– И обвиняемая взяла его?
– Да, взяла. Она сказала, что при случае покажет этой Дорри Эмблер разницу между свинцовыми пулями и холостыми патронами.
– И дальше?
– Ну, и дальше мы как раз подошли к тому, о чем я вам рассказывал. Раздался звонок, этот Марвин Биллингс стоял там, а обвиняемая подошла к двери и стала базарить оттуда с ним…
– И что произошло?
– Да он просто прямо ворвался в квартиру, ну и, конечно, сразу же увидел, что тут все вверх дном, ее уже обыскивали, и он взъярился: что тут происходит, что тут происходит? А обвиняемая, делая вид, что она, в натуре, Дорри Эмблер, сказала, мол, кто-то, очевидно, побывал здесь, искал что-то… и вот как раз тогда Биллингс взял ее в оборот.
– А что вы подразумеваете под этим?
– Ну, он хотел выжать из нее деньги.
– А где находились вы?
– Я был в спальне.
– Он вас видел?
– Нет, он не мог меня видеть. Я был за дверью.
– И что случилось?
– Он сказал обвиняемой, что ему известно, что она замышляет. Он думал, что разговаривает с Дорри…
– Не следует рассказывать нам, что вы думали и что он думал, – с важным достоинством перебил его Гамильтон Бюргер, создавая призрачную видимость собственной абсолютной беспристрастности. Все, о чем можете свидетельствовать: что вы видели и слышали в присутствии обвиняемой.
– Ну, он сказал ей, мол, знает, что мадам задумала, она, мол, самозванка и ей надо бы иметь управляющего получше, мол, тоже хочет поучаствовать в этом дельце и ему нужна доля от ее дурных денег… И еще он сказал что-то насчет того, что он, мол, не вчера родился и…
Ну, вот тогда-то она и выдала…
– Минуту, вот когда вы произнесли «она», кого имели в виду?
– Минерву Минден, обвиняемую.
– Хорошо, и что же она сказала?
– Она сказала: «Ты, вероятно, и не вчера родился, но вот до завтра ты точно не доживешь», и я услышал выстрел, а потом тяжелый удар тела, рухнувшего на пол.