Опять вышел в переднюю, выглянул в окно — перед ним была занесенная снегом дорога, за нею голые, корявые ветлы, на них сидели две сороки; за ветлами сарай и заснеженное поле, за полем лес темным зубчатым забором, а за этим «забором» торчала колоколенка церкви. Тот край неба был уже по дневному ясен и лучезарен: там всходило солнце; день начинался погожий, бодрый. А из бокового окна видна была деревенская улица — несколько домов, каждый на особицу, между ними явно не хватало еще строений. Ольга говорила, что на всю деревню сейчас только три дома жилых, остальные пустуют в ожидании хозяев, а хозяева те — дачники из Москвы да из Твери.
По словам Ольги в середине деревни живет старуха Валентина («тетка Валя») лет семидесяти с лишком — она шибко больна, но еще ходит «на своих ногах»; а в дальнем конце — тех же лет баба Катерина с внучкой-дурочкой. Итого на всю деревню четверо жителей и ни дороги, ни телефона. Некому тушить, случись пожар; и некому лечить, случись с кем-то приступ болезни: никто не поможет, если явится сюда лихой человек.
Соломатин сел на лавку в задумчивости, опять выглянул в окно: сирое небо, сирое поле, сирые деревенские избы. В размышлении прошел в кухонный чуланчик, сел там на шаткий стол, нехотя поел; мысли выстраивались в череду невеселые: «Вчера молоко, сегодня молоко, этак жив будешь, а с бабой спать не захочешь. Буженинки бы или холодной телятинки, тарелочку борща с мозговой косточкой»..
С чего это у Ольги такой здоровый, цветущий вид? От чистой воды да от чистого воздуха? С «теткой Валей» они держат корову «напополам», то есть месяц Красотка стоит во дворе одной хозяйки, на следующий переходит к другой. Ага, значит, молоком питаются. А как же Ольга управляется с коровой, если целый день на работе? Ведь эту Красотку надо доить в полдень, да и кормить, поить, или корова святым духом питается? Воспоминаниями о лете?
Если бы кто-нибудь видел в эту минуту Соломатина — лицо его выражало недоумение и растерянность. Он чувствовал себя, как пресноводная рыба, выпущенная в море, или наоборот, как морская рыбка в реке — непривычная для нее и может быть даже губительная среда обитания.
Его стремительное сближение с Ольгой совершилось все-таки неестественным путем — не обычным и даже обязательным в таких случаях ухаживанием, обманом да обольщением, а, словно речь шла о приобретении Ольгой необходимой вещи: нужен, мол, ребенок, без него ей жизнь не мила. И хоть смягчался их разговор вроде бы шутливым тоном, однако же характер сближения был именно деловой.
«А я подрядился исполнить работу».
Не сказать, чтобы «работника» вчера коробило такое положение, но и не радовало особенно то — он словно возложил на себя исполнение некоей общественной обязанности, которая в его-то годы.
«Но честь и достоинство настоящего мужика обязывало меня, — словно оправдывался он перед кем-то. — А что до моих лет — то это лучший возраст для мужчин».
Он оделся и вышел в сени. В темноте разглядел лестницу на чердак и лампочку электрическую над головой, но не нашел, где включить свет; догадался повернуть лампочку в патроне — зажигалась она именно таким образом. Две приступочки вели к двери с высоким порогом, запертой, судя по замочной скважине, большим внутренним замком — тут прируб, который Ольга называла горницей.
— А что в горнице? — спросил он у нее вчера. — Сундуки с добром?
— Мешок с овсом — кур кормить, бутыль с керосином — для фонаря; есть и сундук, но с таким барахлом, что годится только на огородное пугало, а больше ничего.
— Зачем же такой солидный замок?
— Дом строил мой дед со своим братом, за то их чуть было не раскулачили. Но пронесло, уцелели — жены их были из очень бедных семей.
— Не страшно тебе жить одной в такой хоромине?
— Привыкла. Вот сына рожу, будет мне оборона.
Еще одна дверь вела на «мост» — это уже над коровьим стойлом, с него спуск в одну и другую стороны — во двор и на улицу. И третья дверь была, пройдя которую, он оказался в смежных сенях, где налево еще одна горница, направо — вторая половина избы, тоже с низкими потолками, с русской печью, с лавками вдоль стен. На окнах тут висели пожелтевшие занавесочки, две потолочины косо спускались сверху вниз — Ольга однажды влезла на чердак и ступила там неосмотрительно — рухнули потолочины.
— То ли я тяжела, то ли они гнилые, — сказала она со смехом. — Хорошо, в бедрах широка, застряла, а то провалилась бы насквозь, до полу.