- Твоя взяла, Светлый... или как там тебя! - засмеялся он. - Наверное, ты все же был прав и этот мир стоит того, чтобы его очистить. Ведь вокруг нет ничего, кроме предательства, трусости и скверны! Жаль, что я не понял этого раньше... - с горькой усмешкой рыцарь опустился на колени и зашептал последнюю молитву:
- Вечный Отец, предаю свою душу в руки твои. Дай мне силы в бою последнем, укрепи дух мой пред смертью, не дай тьме и страху ослабить меня. Ибо ты Свет Вечный и Истина Вечная. И Царствие Твое наступит в Мире. In Deum Lumen!
Генрих Мария фон Гогенцоллерн, виконт Сивашский, племянник эрцгерцога Дитриха Себастьяна фон Гогенцоллерна-Штауфенберга, третьего в линии престолонаследия и сын Вольфганга фон Гогенцоллерна-Штауфенберга, прославленного охотника на нечисть, поднялся на ноги, и выставив перед собой клинок, прижался спиной к стене. Пришло время умирать с честью.
Ворота рухнули в тот самый момент, когда троица беглецов оказалась за забором. Мстивой, последним преодолевавший преграду, еще успел заметить, как с хрустом отлетел в сторону крепкий засов, как повисла на одной петле одна из распахнутых створок, успел уловить голодный, хищный блеск десятков алых глаз торжествующе взвывших тварей, хлынувших во двор...
А после, приземлившись по ту сторону забора, кузнец дернул за руку бледную, застывшую от ужаса Зимку, рявкнул на Алекса и рванул к видневшемуся вдали лесу, не оборачиваясь назад.
Рыцарю повезло меньше.
Дверь задержала вампиров разве что на несколько секунд, а после попросту с грохотом рухнула на пыльный деревянный пол. С улицы пахнуло тленом - уже без всякого цветочного аромата, один лишь стылый запах затхлой плесени и смерти. Твари ринулась одна за другой - быстрые, злые, почти ощутимо голодные. Мужчины, женщины, дети, старики - с искаженными в жутких гримасах лицами, красными сверкающими глазами, с внушительными мутно-желтыми когтями, голодными, предвкушающими оскалами ощеренных пастей. Двигались они быстро, ловко и совсем не по-людски, издавая утробное звериное рычание...
Огонек оставленной Зимкой свечи дернулся и захлебнулся в лужице воска, и вжавшийся рыцарь остался в кромешной темноте, наедине с алыми горящими глазами сходящих с ума от голода тварей.
Меч рыцаря, верный серебряный клинок, разящий нежить - во имя Единого! - не подвел и на этот раз. От первых тварей, рванувшихся к нему, рыцарь отбился, почти наугад, наощупь, ведомый лишь своим чутьем... но их было несоизмеримо больше против одного, пусть и умелого, воина. В какой-то момент уже выбивающийся из сил рыцарь почувствовал страшный удар и ослепляющую боль - рука вампира с прочными полупрозрачными когтями пробила живот, кажется, даже не заметив доспеха. Почуявшие запах крови твари взвыли, обезумев, и навалились сильнее - скопом, теснясь, отталкивая друг друга, мешая, стремясь первыми добраться до желанной добычи...
Последнее, что услышал Генрих - злорадный, торжествующий смех, погасший в режущем уши вое.
А после вампир, подскочивший к рыцарю - страшный, старый, с щекой, облезшей едва ли не до костей, протянул руки и, круто повернув, оторвал ему голову. Кровь хлынула фонтаном, забрызгав стены и торжествующих безумных тварей, с рычанием набросившихся на мертвое уже тело...
Через забор парень перемахнул на одном дыхании, на втором огрызнулся на понукание Мстивоя (в конце-концов, его же ждали!) А потом припустил к лесу наравне с новыми знакомыми. Кто их этих тварей знает, что им в голову взбредет. Рыцарские консервы, конечно, штука вкусная, но малочисленная, их надолго не хватит. Мыслил Алекс весьма утилитарно. Рыцарь прекрасно задержал вампиров, выигрывая для компании время. Пожалуй, будь он не таким упрямым...