Он надолго замолчал, словно обдумывая свои дальнейшие слова.
- А когда против него выступили объединившиеся Церковь, маги да и нечисть, он и совсем не выдержал. Совместными усилиями, его, конечно, забороли - уж не знаю как, а тут, видишь как получилось... дай посмотреть. - мужчина протянул руку. - Монах, говоришь, приезжал, храмы не вставали?
- Не говорю, пишут так. - Алекс торопливо накрыл шкатулку рукой. - И я еще не дочитал! Вдруг там что-то еще интересное...
"Ага... то самое" - мысленно фыркнул он, садясь и углубляясь в чтение оставшихся страниц.
- Если боги отвернулись, значит, были и такие которые заинтересовались... - проворчал парень, пролистывая уже читаные страницы.
Строчки на двух последних листках были еще более неровными и выглядели так, словно писали их наспех, очень торопясь, стараясь вместить максимум информации.
"Вчера умер Крам. - повествовали они. - Вроде как тоже, здоровый мужик, я к нему только вчера заходила, а нет, наутро выхожу, говорят - умер. Корчма стоит закрытая, окна забиты, вокруг нее народ толчется - не поймешь, что происходит. Умер, говорят, какой-то плохой смертью - то ли котел на себя с кипятком опрокинул, весь сварился заживо, то ли еще что. Тело увидеть не удалось - просто не пустили, сказали, "нечего тебе, девке молодой, на такие ужасы смотреть". Надо будет ночью глянуть..."
Следующие несколько строчек было не разобрать, почерк неизвестной девушки сделался совсем уж непонятным.
"...Силий, Крам, Атрав, Аллия, Ашка. Всех потом причем (кроме Силия да Крама) живыми видела, говорили, что не умерли, а при смерти лежали - слухи чего только не наврут... Куда-то стала пропадать скотина. Умерли все собаки - или сбежали, на Хвойного косятся как-то странно - он один во дворах остался. На меня тоже косятся, вообще ходят какие-то настороженные. Отослала весть в Швардсвальд..."
Последняя страница представляла собой вообще обрывок листка, просто лежащий в шкатулке, отдельно от остальных - видимо, подшить его уже не успели.
"Хвойный погиб, я слышала, как его растерзали. Живых уже не осталось, боюсь представить, что будет, если они найдут погреб - а они найдут, у них нюх лучше, чем у оборотней. Ответ так и не пришел, не знаю, что делать... пара зелий оставшихся... если что... маме... их тут больше трех десятков, даже дети, живых не осталось вообще, к ночи озверели или от голода совсем одурели, я спрятала вни..."
На этом тест обрывался. Только внизу листа оставалась размашистая подпись: "Тасья, 37, Швардсвальдский тракт".
- Вот она, ваша наблюдатель - вздохнул Алекс, отставляя шкатулку. - Ее записи. Читай, но склоняюсь к мысли, что монах этот – личина Светлого. Ходит и причиняет зло и страдания. Все вроде как умерли, потом ожили... Или точнее, лежали при смерти...
Парень вернулся в горизонтальное положение.
- Если правильно понял, просила весточку матери передать. Кто мог такую шкатулку сделать?
- Вот и Генрих, светлая ему память, про какого-то монаха в Чернотравье говорил. - Мстивой, который до этого момента, кажется, задремал, сразу встрепенулся и забрал у Алекса тетрадь вместе со шкатулкой. Внимательно осмотрел крышку, постучал ногтем по узору (удивленно приподнял брови, увидев) и отставил в сторону.
- Не знаю, первый раз такую вижу. - он зашелестел страницами дневника, сразу начав с последней. - Хм, тридцать седьмой. Это же... Хвойный погиб? Ох, жаль…
Он нахмурился и углубился в чтение, уже не отвлекаясь от Алекса.
- Хвойный? Не расскажешь поподробнее, как закончишь? Заодно поделись, кто у тебя и кому мстишь. - Алекс сорвал былинку и задумчиво пожевал. Безвкусная.
Зимка мирно спит. Живая. Хорошо. Сам живой - хорошо. Мстивой... относительно живой, но тоже хорошо. А вот Светлый этот... фигура интересная.