- Слушай, Тиберий, ты говорил с Лаурой обо мне? Или об отце?
- Об Анри мы вообще не говорили.
- Обернись, когда разговариваешь со мной! - крикнул Клавдий. - Иначе я не пойму, врешь ты или нет!
- Ты меня утомляешь, дружище, - сказал Тиберий, оборачиваясь к нему. - Не люблю, когда ты такой возбужденный. Что еще случилось?
Клавдий сжал губы. Ну вот, опять. Тиберий всегда ухитрялся разозлить его. Это началось четырнадцать лет назад, когда они познакомились, и за все время, пока они вместе учились в школе, потом в лицее, потом в университете, это не прошло. Наоборот, даже усилилось. По мере того как они росли, Тиберий становился все более обаятельным, все более волевым. Иногда это действовало ему на нервы. Ну ничего, пройдут годы, и Тиберий постареет, расплывутся твердые черты лица, выцветут длинные и черные, как у проститутки, ресницы, фигура станет бесформенной. Посмотрим, будет ли он тогда прежним Тиберием - благородным рыцарем, неутомимым тружеником, заботливым покровителем своего друга Клавдия. Посмотрим. Ждать, однако, придется еще очень долго. Клавдий отвернулся от окна, в котором видел свое отражение. Худышка - так говорил о нем отец. И с неправильными чертами лица. Впрочем, лицо он унаследовал как раз от папаши. К счастью, в жизни случаются чудеса: девушки почти никогда ему не отказывали. Он сам не знал, почему. Надо сказать, на это у него уходила уйма времени. Впоследствии он станет невероятно богат, и тогда, конечно, времени будет уходить гораздо меньше. Вот уж это Тиберию никак не светит. Тиберий ведь нищий. Без гроша в кармане. Голодранец. Тиберию пришлось самому зарабатывать на образование. Учился он, может, и замечательно, только вот зарабатывал на это сам. Тиберий даже не стажировался во Французской школе в Риме. Клавдий поступил туда без проблем, благодаря отцовской рекомендации. А вот Тиберий и Нерон остались за дверью. Все, что им удалось, это получить в университете одну стипендию на двоих, которая позволила им поехать вместе с Клавдием в Италию. Но Клавдий знал, что его мачеха подкидывает Тиберию немного денег, как в те времена, когда он был маленький. Это было совершенно очевидно. Одно остается неясным: почему он обожает этого типа, который так его нервирует. И раньше не мог без него обойтись, и теперь не может. А когда они образовали «триумвират», когда в самом начале учебы в университете к ним присоединился Давид, он же Нерон, их дружба стала еще крепче, стала чем-то нерушимым, святым. В свои девятнадцать Давид был уже полный псих, но это ничего не меняло. Его приводило в восторг, что Клавдий носит имя римского императора. Клавдию такое имя в самый раз, говорил Давид, ведь он так часто меняет женщин. «Ах, если бы он смог управлять своим домом так же, как управлял империей!» - восклицал он ни с того ни с сего, когда Клавдий представлял ему очередную подружку. Затем, следуя той же логике, Давид решил назвать Тибо Тиберием, а самого себя Нероном - «за мои врожденные пороки». И это словно сковало их одной цепью. Их больше нельзя было разлучить. Когда оказалось, что Клавдий на два года уезжает в Рим, разыгралась целая драма. Даже Лаура за эти годы успела забыть настоящее имя Тиберия. А ведь Тибо - очень милое имя.
Тиберий воспользовался наступившей тишиной, чтобы вновь приняться за работу.
- Ты меня не слушаешь, - заметил Клавдий.
- Жду, когда заговоришь.
- Я получил от отца письмо. Завтра он приезжает в Рим. Пишет, что по срочному делу.
- Странно, какого черта ему понадобилось в Риме? Он же никогда не приезжает сюда в жару.
- Он, конечно, выдумал благовидный предлог, но ясно, что приезжает он из-за меня. Хочет проучить меня, заставить блюсти семейную честь. Это невыносимо. Мог он каким-то образом узнать, что та девушка беременна?
- Не думаю.
- Ты ему ничего не говорил?
- Слушай, приятель…
- Извини, Тиберий. Знаю, ты ничего ему не говорил.
- Что пишет Анри?
- Говорит, что держал в руках маленького, до сих пор никому не известного Микеланджело. Он подозревает, что эту вещь выкрали из какого-то неисследованного архивного фонда, предположительно из знаменитой Ватиканки. Он позвонил Лоренцо, потому что Лоренцо работает в Ватикане и, по его мнению, мог обнаружить утечку материалов, если таковая существует. Лоренцо спросил об этом Марию, но она в последнее время не замечала в библиотеке ничего необычного. Вот и вся история. И ради этого он спешит в Рим, «чтобы разобраться на месте», хотя вообще-то его правило - не суетиться по пустякам. Но он приезжает, причем в середине июня. Безумие какое-то.
- Возможно, он сказал тебе не все, возможно, он напал на след и у него возникли подозрения насчет одного из бывших коллег. Возможно, он решил замять дело и хочет заняться этим сам.
- Почему, в таком случае, он мне ничего не сказал?
- Чтобы ты не рассказывал об этом направо и налево и не спугнул вора.
Клавдий насупился.
- Относись к этому легче, дружище. Ты же знаешь, после трех стаканов тобой овладевает безграничное умиление и с безмерной снисходительностью увлекает тебя в прекрасный мир, где все женщины вдруг оказываются желанными, а все мужчины - симпатягами. Так уж ты устроен. Возможно, Анри просто решил подстраховаться.
- Значит, по-твоему, он едет сюда не для того, чтобы меня контролировать?
- Нет. Скажи, Лоренцо сегодня вечером будет у Габриэллы?
- По идее, да. Сегодня же пятница.
- Позвони ей. Мы зайдем проведать нашего друга епископа, а заодно, быть может, узнаем что-нибудь интересное. Скажи Габриэлле, что мы останемся ужинать.
- Сегодня пятница, на ужин будет рыба.
- Ну и пусть.
Клавдий вышел в коридор и тут же вернулся:
- Тиберий?
- Да?
- Думаешь, я не должен был бросать Ливию?
- Это твое дело.
- Ты считаешь, что женщины погубят меня?
- Почему? Потому что император Клавдий стал посмешищем из-за своей третьей жены, а четвертой позволил убить себя?
Клавдий рассмеялся. Закрывая за собой дверь, он обернулся и сквозь щель шепотом сказал:
- А его четвертой женой была не кто иная, как мать Нерона. Это следует учесть.
Тиберий подбежал к двери и крикнул:
- Мать Нерона, которая возвела его на трон, а он в благодарность за это убил ее. Об этом не следует забывать.
V
- Габриэлла уже дома, монсиньор, - сказала привратница, сделав книксен.
- Она одна?
- К ней только что пришли трое друзей, монсиньор.
Здесь, на убогой лестничной клетке многоквартирного дома в Трастевере, облачение монсиньора Лоренцо Вителли смотрелось по меньшей мере странно. Однако самого Лоренцо Вителли это нисколько не беспокоило. И никто из жильцов дома не сказал бы ему, что, приходя сюда, он роняет свое достоинство. Все знали, что епископ взял на себя моральную ответственность за Габриэллу, когда она была еще ребенком, что он неустанно поддерживал ее, но никогда не пытался как-либо стеснять ее свободу. При таком властном покровителе Габриэлла все же стала весьма независимым человеком. Раньше поговаривали, будто монсиньор увлекает ее на путь служения Богу, но на самом деле он даже не заводил с ней разговора на эту тему. «Я не вправе стеснять свободу человеческой души, - сказал однажды Лоренцо Вителли, - и душа Габриэллы нравится мне такой, какая она есть». Епископ очень любил проводить вечера у Габриэллы в обществе Клавдия, Тиберия и Нерона. Особенно ему нравился Тиберий.
Вначале он испытывал некоторое предубеждение к Клавдию, сыну его старого друга Валюбера, но в итоге молодой человек тронул его сердце. Труднее всего было найти общий язык с Нероном: безвольное лицо, отсутствие принципов, состояние ничем не оправданного, искусственного возбуждения, - одним словом, прирожденный провокатор. Вначале он, по просьбе Анри Волюбера, главным образом помогал в учебе Клавдию, а теперь стал для всех троих проводником по извилистым тропам Ватиканки. Уже много лет назад епископа освободили от значительной части епархиальных дел и призвали в Ватикан, где благодаря своим выдающимся познаниям в литературе и богословии он стал необходим как знаменитой библиотеке, так и коллегии кардиналов. Вителли знал практически все, что имело отношение к Ватиканке, он даже оборудовал себе там кабинет. Почему Анри вдруг так срочно понадобилось в Рим? Абсурд какой-то.