— Ну ты и свинья, — ухмыльнулся Бубуш дрожащему Ублейру. — Ведь ты меня вокруг пальца обвел. Ты все это время ее придерживал.
— Я… придерживал? — залопотал Ублейр, а затем, уже с куда большей уверенностью, добавил: — Конечно, придерживал. Я… гм… должен был проверить, можно ли тебе по-прежнему доверять. А теперь… гм… как насчет другой стороны нашей сделки? — Он указал на сверток.
— Да-да, конечно, — прохрипел Бубуш и принялся что-то гортанно каркать в адрес Кременюги. Послышалось утвердительное бульканье, и скалодонтка с неимоверным энтузиазмом устремилась к дальнему берегу.
И когда фонтаны каменных осколков, точно шрапнель, начали разлетаться в мрачный уаддский воздух, Бубуш принялся разворачивать загадочное досье.
Мутная мгла колыхалась над поверхностью документа, пока демон обломком скалы осторожно разворачивал конверт. Даже на таком расстоянии жгучий холод коснулся его когтей, а затем и памяти. Этот холод был до боли ему знаком. Бубуш уже один раз испытывал нечто подобное. Это было во время его в высшей степени нелегального визита в Тальпийские горы в тысяче футов у них над головами, когда он пробился туда сквозь твердые скалы.
— Ну как? Справишься? — настойчиво интересовался Ублейр. — Знаешь ты, что это значит?
Бубуш потер подбородок и что-то задумчиво проворчал.
— Это может занять много времени, — ответил он затем. Узкие щелки его зрачков не отрывались от угловатого текста, витиеватых колонтитулов и заставок. Особое удивление вызывали фигуры со странными венчиками над головами, которые непременно присутствовали на каждой странице.
НЕВТЕЛАПЫ
Его высокобесподобие Брехли Трепп скомканной грудой лежал на дне расщелины и удрученно качал головой. К его предельной досаде, несколько минут тому назад он пришел в сознание. Проклиная свое нынешнее положение, Трепп поднял взгляд на пару сотен футов вверх — к тонкой трещинке дневного света и останкам гнилого моста, с которого он недавно сверзился.
Это было просто несправедливо. Как он сумел такое пережить? Да еще так безболезненно? Брехли Трепп снова покачал головой и сел, неодобрительно цокая языком, пока взгляд его шуровал между бугров и впадин расщелины стены, выискивая зацепки и возможные способы спасения. Он никак не мог остаться здесь, внизу. Он же подохнет здесь с голоду! Если только еще раньше не загнется от жестокого разочарования. Стоило только подумать о всех тех душах, которых он уже должен был спасать! Трепп жалобно захныкал, потом сел и уставился в небо.
Несколько кратких секунд проповедник сидел и прикидывал, не будет ли простое сидение здесь, безделье и смерть от отсутствия пищи равносильно самоубийству. И пришел к выводу, что не стоит нарываться на вечные муки в попытке это выяснить.
Ну уж нет, решил Брехли Трепп. Вверх, только вверх и прочь отсюда. Никакого выбора. Слишком много душ нуждаются в том, чтобы услышать от него Благие Вести. А потому никак нельзя ему просто сидеть здесь, купаясь в бесконечных озерах жалости к самому себе. Он должен был встать, выбраться отсюда, а затем найти другой, более успешный и подходящий способ получения нужного пропуска для прохода в соответствующие врата.
Брехли Трепп неуверенно поднялся, уперся одной ногой в один край расщелины, второй — в другой край, и приготовился две сотни футов подниматься вверх, упираясь в обе стенки одновременно, — так поднимается вор по дымовой трубе. Проповедник перевел дыхание, оттолкнулся — и дико заверещал, когда его ноги по самые лодыжки ушли в скалу. Ужас схватил Треппа за горло, немилосердно его душа. Ему вдруг показалось, будто стены сходятся, сжимая его.
Во всех местах, где Брехли Трепп распространял свои столь многочисленные и столь прибыльные варианты Благой Вести, ему еще никогда не приходилось оказываться в такой узкой дыре. Неудивительно, что его разум играл с ним злые шутки. Не слишком приятно было вдруг обнаружить себя на глубине в две сотни футов в предельно узкой расщелине без всякого выхода оттуда.
В тот самый момент, когда Трепп уже собирался было ослабить хватку за свой разум и с облегчением скользнуть в безумие, над ним вдруг возникла вспышка слепящего света. Она окружала две пары машущих крыл, которые стремительно проносились по расщелине, словно бы что-то там выискивая.
Челюсть Брехли Треппа отпала, когда тысячесвечевой прожектор вспыхнул еще ярче, а затем к нему присоединился головокружительно-тонкий хор ангельских голосов, контрапунктом к которому звучали неистовые переборы арфы.
С соответствующим эфирным звуковым сопровождением две сотрудницы Парангелической службы вынеслись из светового круга, подхватили Треппа под руки и потянули его в небо с дюжиной сирен на прицепе.
— Ах как скверно, — принялась укорять проповедника Агнуса, ангельская перехватчица, расположившаяся у его левой руки, пока ее крылья мощно несли их вверх. — Как нехорошо! Вы пытались спастись, не так ли? Нет, вам ни в коем случае не следовало этого делать! Хорошо еще, что вы не успели уйти далеко, а то мы вообще могли бы вас не найти, правда, Флорри?
— Очень даже могли бы, — ответила другая ангелица, силясь быть услышанной поверх воющих позади сирен.
— Так легко заблудиться и куда-нибудь убрести. Знаете ли вы о том, что девяносто процентов всех потерянных душ теряются в первые же десять минут? — без умолку болтала Агнуса, пока ее белый фартук хлопал на ветерке.
— Девяносто пять, — уточнила Флорри, после чего повернула голову и проревела что-то сиренам. Те угомонились и полетели прочь — на поиски какого-нибудь другого несчастного случая.
Брехли Трепп испытывал нешуточное замешательство.
— При чем тут потерянные души? — пробормотал он.
— Очень даже при чем, — ответила Агнуса. — Еще несколько минут, и вы бы куда-нибудь убрели. Стали бы потерянной душой, понимаете?
— Как так? Ведь я пока еще жив…
— Ах, дорогуша, — ангельски улыбнулась Агнуса. — Будь вы живы, разве бы вы были здесь? Тогда бы мы вам, милый мой, не понадобились…
— Но… — Только когда у него оказалось немного времени на раздумья, Трепп попытался обдумать этот новый клочок информации. Несмотря на все поучения и проповеди, что безостановочно струились у него изо рта, ему никогда еще не доводилось сесть и прикинуть, каким именно должен оказаться его переход в загробную жизнь. Для начала он не ожидал, что все это будет связано с такой клаустрофобией.
— Но я… я могу двигаться и… А как насчет моего тела? Я хочу видеть мое тело! — воскликнул проповедник, глядя вниз между растопыренных пальцев своих ног. К тому времени расщелина уже почти скрылась из вида. В животе у Треппа взбурлило. К этому добавилось дикое головокружение. — Где мое…
— Бросьте вы беспокоиться о вашем теле. С ним все в полном порядке. Оно отдано во власть полного биологического распада, — заверила его Агнуса. — Каких-то несколько лет, и вы даже не узнаете, что оно вообще когда-то там было.
— Что? — Осознание происшедшего не просто взошло в мозгу Треппа. Оно появилось из-за горизонта дико орущим, с воющими горнами и безумно размахивающими знаменами.
— Так вы говорите, что я действительно у?.. — с возбужденной дрожью в голосе спросил проповедник.
— Мы предпочитаем термин «душевно призваны», — поправила его Агнуса. — Для некоторых наших клиентов он звучит не так тревожно.
— Скажите некоторым нашим клиентам слово «мертвец», и они тут же вконец изрыдаются, — с укором в голосе добавила Флорри. — Все это так прискорбно. Посмотрели бы вы на состояние некоторых душ, если вы вдруг случайно слово оброните «труп». Ах, дорогуша, тут же потоки слез, жуткий вой, скрип зубами и все такое прочее. Просто возмутительное поведение. Возмутительное! Впрочем, я вижу, что вас подобные вульгарные эпитеты не так сильно волнуют. Правда?
Тут Флорри посмотрела на ухмылку Треппа, и великое множество разных вопросов пришло ей на ум. Считанные разы она встречала клиентов, которых бы так радовало пребывание здесь.
— Тяжелая жизнь? — спросила она и тут же быстро добавила: — Нет-нет, дорогуша, не рассказывайте. Позвольте мне самой догадаться. Гм… вы так счастливы, потому что ваш сын, никчемный обормот, не получил шанса изменить завещание в свою пользу и теперь не сможет прибрать к рукам вашу компанию… ах нет. У вас же совсем не та одежда, чтобы… гм…