– Мистер Саммерс, – тон доктора звучал деликатно, – я хочу спросить у вас одну вещь. Обещаю, что это останется между нами.
Доктор выждала паузу и спросила:
– Не кажется ли вам иногда, что ваши мысли и ваши чувства известны окружающим?
Коммерсант оглядел ее с ног до головы.
– Раз вы здесь – вряд ли. Вряд ли известны, вряд ли интересны и вряд ли когда-нибудь…
– А не кажется ли вам, что эти мысли и чувства не зависят от вашей воли? – вежливо перебила доктор.
– Мне сейчас пришла в голову мысль, что у меня такое чувство, что от моей воли должна зависеть хотя бы возможность побыть в одиночестве.
– Я не займу много времени, – заверила доктор Бэнкс. – Скажите, а нет ли у вас ощущения, что какая-то посторонняя сила заставляет вас совершать различные поступки?
– Есть, доктор. Эта посторонняя сила сидит сейчас у меня над душой и заставляет отвечать на дурацкие вопросы.
– Не слышите ли вы, – спросила доктор по-прежнему ровным тоном, – некий голос, или, может быть, голоса, которые не слышит больше никто? Может быть, с вами кто-то разговаривает? Кто-то, кого мы не видим?
Повисло молчание. Пока оно длилось, доктор проверила пульс пациента, послушала тоны сердца, сняла с лампы колпак и заставила коммерсанта посмотреть на свет. Все это она проделала, не произнося ни слова.
– Сегодня десятое ноября, – сказал Саммерс. – Семью восемь – пятьдесят шесть. Президент нашей страны – Вильсон.
– Очень хорошо.
– До него, – продолжал коммерсант, не затрудняясь застегнуть расстегнутую рубашку, – президентом был Тафт, а перед ним – Рузвельт. Ни мой отец, ни мой дед, а равно и иные родственники мужского пола не страдали ни пляской святого Витта, ни слабоумием, ни иными расстройствами, кроме, разумеется, расстройства желудка.
– Хорошо. Продолжайте, пожалуйста.
– Я могу без особенных затруднений прикоснуться пальцем к своему лбу и носу, если это доставит вам удовольствие. Ведь доставит?
– Пожалуйста.
Движения коммерсанта были вполне уверенными.
– Могу также прикоснуться к вашему носу, – сообщил он.
Доктор отстранилась от его протянутой руки.
– Благодарю. Этого делать не нужно.
– Почему не нужно? Не нужно? Вы действительно так думаете?
– Вы не ответили на мой вопрос, мистер Саммерс.
– Знаете, ответьте лучше на мой. Что еще я должен сделать, чтобы вы оставили меня в покое?
– Ответить на несколько вопросов, – сказала доктор Бэнкс. – Меня пригласил ваш компаньон – я говорю вам это прямо, без экивоков. Будет лучше, если вы так же прямо ответите мне.
Коммерсант поднял глаза, увидел Маллоу, стоявшего в дверях и выразительно усмехнулся.
– Прекрасно, – доктор Бэнкс предпочла принять такой ответ как положительный. – Отвечайте, пожалуйста.
– Что? Ах, слышу ли голоса?
Саммерс смотрел в сторону компаньона.
– Да, – произнес он. – Да, слышу.
Последовала пауза, после чего доктор спросила:
– Это голос мужчины или женщины?
– Мужчины.
– Кто же этот мужчина?
Саммерс прищурился.
– Один знакомый. Я был склонен считать его другом.
– Почему «были»?
Коммерсант подпер голову локтем.
– Наверное, потому, что был тогда молод и не знал, что как бы ни было, все равно ты всегда одинок. Когда тебе плохо – всегда. Все желают тебе только добра, развешивают душеспасительные словеса и думают, какие они хорошие. Вместо того, чтобы честно признать, что помочь не могут, отойти в сторону и позволить хотя бы спокойно сдохнуть.
– Что же именно говорит вам этот человек?
Д.Э. пожал плечами.
– Ну, а все-таки? – настаивала доктор. – Можете вы вспомнить его последние слова?
Коммерсант немного помолчал.
– Сколько угодно. На память не жалуюсь. Он сказал… стоп, как же это было? Значит, он сказал: «Вы с ума сошли! Очнитесь, что вы делаете!»
Мистер Саммерс, произнесший эту фразу издевательским тоном, явно копировал чьи-то интонации. В противном случае он придумал себе довольно правдоподобный двойник. И двойник этот находился в здравом рассудке.
– Что же, – поинтересовалась доктор, – что же вы ответили на это?
– А что тут ответишь? Что я должен делать?
– Ну, а он?
– А он сказал: «Что угодно! Только не лежите, уставясь в потолок!»
Кем бы ни был человек, с которым мысленно беседовал мистер Саммерс, слова он произносил верные. Маллоу, однако, побледнел. Он пристально смотрел на компаньона. Доктор отметила это обстоятельство, взглядом велела Маллоу уйти, и, когда он послушался, продолжила: