— Не улетели? — спросил Булатов, обмениваясь с майором рукопожатием. Разумный молча пожал плечами. — Это даже к лучшему, так что не огорчайтесь. Прошу.
Булатов жестом пригласил всех к приставному столу и сам сел рядом с Разумным.
— Значит, так. Сегодня, а точнее два часа тому назад поступило сообщение о том, что опять обнаружено угнанное накануне такси. Судя по всему, с помощью этой машины совершена очередная магазинная кража. Улавливаете, к чему я клоню, Александр Александрович?
Разумный кивнул.
— Почерк тот же, что и в предыдущих случаях. Труп таксиста, правда, не обнаружен. Тем не менее есть основания полагать, что действует все та же банда «гастролеров».
— «Гастролеров»? — переспросил Разумный.
— Да. Мы тут с товарищами почти единодушно сошлись во мнении, что это дело рук приезжих преступников.
— Есть веские основания?
— Есть. Но об этом позже. Сейчас я вот о чем хотел с вами посоветоваться. А что, если…
Булатов помолчал, обдумывая, как четче сформулировать мысль.
— В общем я исхожу из того, что бандиты, которых мы разыскиваем, вряд ли тесно связаны с местными преступниками.
— Я подчеркиваю: тесно. Потому что какие-то контакты, наверняка, есть. Так?
— Логично, — согласился Юрков.
— Далее, — Булатов побарабанил пальцами по столу, — между местным ворьем и «гастролерами» неизбежно должен возникнуть конфликт.
— Почему неизбежно? — усомнился Герасимов. — Может и не возникнуть.
— Конфликт неминуем, — убежденно продолжил Булатов. — Во-первых, конкуренция. Во-вторых, — зависть: уж больно удачливы «гастролеры». В-третьих, ну, скажем, женщина…
— Допустим, — кивнул Разумный. — И что из этого следует?
— Либо перегрызутся между собой, — усмехнулся Юрков, — либо «Гастролеры» заблаговременно смоются из Ташкента.
— Верно, — согласился Булатов. — Но не исключен и третий вариант. И к нему надо быть готовым. А пока отправляйтесь, Александр Александрович, вместе с товарищем Герасимовым в автоинспекцию и тщательно осмотрите угнанное такси. Прихватите с собой эксперта НТО.
В глубине двора возле светло-серой «Победы» с шахматным пояском прохаживался, нервно попыхивая папиросой, автоинспектор Николаев. Увидев приближающихся оперработников, облегченно вздохнул и затоптал окурок.
— Привет! А я уж вас заждался совсем. Обещали в два, а уже почти полтретьего.
— Эта машина? — деловито осведомился Разумный, делая вид, что не слышал упрека лейтенанта.
— Эта, товарищ майор, — уже совсем другим тоном ответил Николаев.
— Приступай, Сережа, — кивнул Разумный эксперту. — С салона начни.
Тот распахнул дверцу водителя и, слегка пригнувшись, заглянул внутрь. Затем резко выпрямился и взглянул на автоинспектора.
— Вы пригнали машину?
— Я. А что?
— Покажите подошвы.
— Что? — Не сразу понял лейтенант.
— Подошвы ваших сапог покажите.
— А-а… Пожалуйста.
Николаев повернулся спиной к эксперту, согнул в колене одну ногу, потом вторую. На кожаной подошве сапог блеснули головки медных гвоздиков.
— Так я и думал, — констатировал эксперт. — Придется за гипсом идти.
— Не понял? — недоуменно переспросил лейтенант.
— Взгляните сюда, — эксперт ткнул пальцем в открытую дверцу кабины.
Все трое подошли ближе и заглянули в кабину.
На резиновой прокладке между тормозной педалью и акселератором отпечатался четкий рисунок рубчатой подошвы.
— Вот и первая улика, — сказал Герасимов.
— Не будем спешить с выводами, — охладил его Разумный. — След еще неизвестно кем оставлен. А руль ты осмотрел, Сережа?
— Да, — кивнул эксперт. — Отпечатков много, но они скорее всего принадлежат товарищу лейтенанту.
— Ладно, ступай за гипсом. А мы пока что багажник обследуем. — Разумный взглянул на автоинспектора. — Вы открывали багажник?
— А что там может быть? — пожал плечами Николаев. — Домкрат, запаска, канистра…
Договорить он не успел. Разумный поднял крышку багажника и, мгновенно побледнев, жестом подозвал коллег.
В багажнике, скрючившись, в неестественной позе лежал человек. Руки были связаны за спиной. Ноги согнуты в коленях, подтянуты к самому подбородку и тоже скручены веревкой.
Оперработники осторожно вызволили его из багажника, развязали веревки, но он так и остался лежать на земле, сжатый в комок, словно младенец в материнской утробе, неподвижный, застывший. Казалось, он был мертв. Но когда Герасимов вытащил кляп изо рта пострадавшего, тот еле слышно, глухо застонал.