– Как ты считаешь, можем мы ее сфотографировать? У тебя с собой камера?
– Фантастика, как похожа, – сказала Лайла, – интересно посмотреть поближе. Где твой разговорник? Посмотри, как будет: «Могу я вас сфотографировать?»
Эймос начал торопливо листать разговорник, поглядывая на венецианское дитя, испытывая благодарность к Лайле за то, что она тоже увидела сходство, потому что иначе он бы решил, что окончательно свихнулся и теперь ему предстоит всю жизнь видеть детей, похожих на Эдварда Дж. Робинсона, особенно когда его собственного ребенка безжалостно от него отнимут.
– Этот разговорник ни на что не годен. – Он захлопнул книжку и засунул в карман. – Я буду объясняться на языке жестов. – Он пошел навстречу венецианской девочке.
– Scusi, pictoro Picture? Snappa-shotta? – заговорил Эймос, улыбаясь как можно приветливее.
– Я – первая, – сказало вдруг дитя и бросилось прямо в его объятия, и тут же Эймос услышал, как жена воскликнула, радостно взвизгнув.
– Мама!
Он увидел, как из-за ближайшего угла гордо выступает Джессика Роуэн собственной персоной.
В возрасте сорока девяти Джессика выглядела лет на десять моложе лицом и минимум на двадцать фигурой. Он как-то шутя сказал Лайле, что Джессика переплюнула по инициативе самого доктора Спока, она занималась благотворительностью, сама не тратя на это деньги, но посещая все благотворительные собрания. Она была из тех особ, чьи фотографии появлялись обязательно в газетах на следующий день после открытия театра Метрополитен, и было невозможно, по крайней мере на Манхэттене, проведение любого мероприятия без Джессики. Правда, она мало появлялась в интернациональном свете, видимо, потому, что не была достаточно богата, и когда вышла второй раз замуж, не сделала блестящей партии – ее супруг был каким-то второстепенным отпрыском семейства Дю Пон.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась Лайла.
– После твоего звонка, – ответила ее мать, – я подумала, как будет забавно взять и появиться в Лондоне, удивить маленькую Джесси, а потом я подумала, если приеду в Лондон, то почему бы не…
– Послушай, – заявил Эймос, – если тебе станет легче, я могу тебя потерпеть еще какое-то время.
Он подождал ответа, но его не последовало. Потом Лайла вскрикнула:
– Я знала! Я знала, что это где-то здесь!
Он перевернулся и посмотрел на жену.
Она с торжествующим видом стояла посреди комнаты, подняв руку с книгой.
– Я знала, что отыщу, Эймос. Еще в Нью-Йорке, когда ты предложил поехать в Европу, я накупила справочников и взяла такси. Листала по дороге и запомнила. Теперь нашла. Гетто. Эймос! Я свезу ее в Гетто. Я удивлю эту дрянь – сегодня же отвезу ее в Гетто.
Эймос равнодушно смотрел, как она ходит по комнате.
– Разве это не блестящая идея, Эймос? Ты что, не слышал? Это же фантастика! И ты знаешь, что я права. Говори же, черт побери, что это так.
Он спокойно отозвался:
– Ты хочешь отвезти мать в гетто и удивить ее этим?
– Да не в гетто, а в Гетто, ради бога слушай, как я говорю – ГЕТТО. Самое первое вонючее Гетто на свете, и оно находилось здесь, в Венеции. Я ее туда отвезу, но не скажу, куда именно, преподнесу как сюрприз. Для нее специально, ведь она любит сюрпризы!
Эймос закрыл глаза.
– Ну? – спросила она.
– Это действительно поставит ее на место, Лайла, старушка. О, да, сэр, у вас на плечах голова, я снимаю шляпу.
– Я слышу некий сарказм сделать вам тоже сюрприз. И вот мы здесь. Я только что накупила ей новых платьев. Рада меня видеть?
Лайла просияла:
– Ты сомневаешься?
– Эта паршивая сука!
Эймос лежал на кровати и думал, что если находить комичное в несоответствии, то сейчас Лайла представляет смешное зрелище. В модном новом костюме, в круглых очках, одевавшимися в редких случаях, она с деловым видом листала справочники, являя внешне портрет молодой интеллектуальной блондинки, американки, в то время как из ее красивого ротика лилась площадная брань.
– О, эта паршивая, несносная…
– Послушай, надеюсь, эти слова не относятся к твоей мамочке?
– Заткнись, заткнись лучше, эта паршивая сука все-таки приехала сюда!
– Если ты будешь так кричать, они услышат, их номер рядом. Или умерь голос или, наоборот, прибавь, и мы можем потанцевать под эту музыку.
Лайла отшвырнула справочник и взялась за второй.
– Ты знаешь, почему она здесь, не так ли? Знаешь, почему она приехала? Она всегда говорила: «Я знаю, чем кончится это замужество, я тебя предупреждала».
– Самое лучшее в нашем разрыве отношений то, что я перестану с ней встречаться.
Лайла лихорадочно листала страницы.
– Когда я звонила из Рима, она сразу поняла, что у нас неладно. Ей было просто необходимо присутствовать, посмотреть на финальную сцену.
– Господи, и что ты ждешь? Что она рассыплется на куски, узнав, что перед ней гетто?
– Не надо так орать…
– Да кто кричит, черт побери! Я просто не считаю, что ее должна обеспокоить поездка в гетто!
– Что это вдруг на тебя напало?
– Надо иногда кричать, чтобы дошло до некоторых низших форм животной жизни. Ничего не произойдет, неужели тебе не ясно? Ей все равно. Она решит, что это плохая шутка.
– Она будет знать, что выставлена на посмешище, и ты это понимаешь! И этого вполне достаточно!
– Я считаю, что это самая наиглупейшая вещь, когда-либо придуманная тобой, и поверь, ты их придумала немало!
– Теперь ты просто взбесился!
– Никто не бесится! Впрочем, это ты взбесилась. Я просто пытаюсь предупредить, что тебя ждет разочарование, провал, вот и все.
– Мама любит провалы.
– Лайла, расскажи, какой сюрприз ты мне готовишь? – спрашивала миссис Роуэн, – просто не могу удержаться от расспросов, любопытство так и гложет.
– Еще бы. – Лайла, улыбаясь, смотрела на Гранд-канал. Был вечер, они ужинали на террасе отеля «Гритти» втроем, Джессику час назад уложили спать в номере миссис Роуэн и оставили с няней. – Это моя тайна, мама, и я не проговорюсь. Не надо зря терять время на вопросы.
– Эймос, ты знаешь секрет?
Эймос потряс отрицательно головой, хотя знал, что миссис Роуэн ему не поверит. Он одернул и пригладил рукава своего свежевыглаженного костюма из хаки.
– Во всяком случае, думаю, нас ждет развлечение. – Он постарался изо всех сил скопировать улыбку жены, несмотря на все усиливавшуюся боль в спине.
– Что-нибудь случилось, Эймос? – спросила миссис Роуэн.
– Ничего. Просто моя спина опять разыгралась.
– О, ты и твоя спина, – насмешливо протянула Лайла.
– Но если она болит, Лайла, что я могу поделать?
– С твоей спиной все в порядке.
– О чем ты, Лайла? Если показать снимки любому доктору Нью-Йорка, могу поспорить, что каждый скажет одно и то же – позвоночный диск смещен.
– Спорить, спорить… ты как двухлетний ребенок!
– И правда, звучит по-детски, Эймос. Я не принимаю сторону дочери, пойми. Но можем мы разговаривать, как взрослые люди? Давайте просто пить кофе, и расскажите мне о Риме.
– Нам все очень понравилось, – сказал Эймос, – за исключением того случая, когда нас обвинили в краже часов. Я хотел купить Лайле часы и…
– Надеюсь, не золотые?
– Вообще то – да. Видите ли, там они стоят гораздо дешевле…
– Лайла, помнишь, как отец покупал тебе золотые часы? Лайла покачала головой:
– Нет. Расскажи.
– Ничего особенного. Он пообещал купить тебе часы, и у него не хватило денег. Он ужасно был расстроен, я помню. Еще бы не расстроиться!
– Абсолютно ничего не помню. И что было дальше?
– Да ничего особенного, я же сказала.