4. Плохая телеграмма
Все это рассказал тогда Лыкову Титус, сидя на крутом берегу Ветлуги. Объяснил и свои планы усовершенствований в имении. Во-первых, Яан сам предполагал выступать съемщиком, что экономило лесовладельцам до половины выручки. Во-вторых, он решил отказаться от плотов и весь материал сплавлять белянами. Риск катастрофы меньше, лес доставляется быстрее и сразу большими партиями. Если нанять лучших капитанов и лоцманов, даже за хорошее жалованье, в Козьмодемьянске окажешься раньше многих и успеешь снять сливки. И в-третьих, он предлагал от торговли лесом перейти к продаже продуктов переработки. Управляющий уже поставил на Нефедьевской пристани лесопильню, а в самой даче планировал устроить паркетный завод. Следующей весной он собирался привезти на Козьмодемьянскую биржу не дешевые бревна, а тес, штакетник, рейку и готовые избы. Даже стружка у Яана не пропадала — она шла на конопачение тех же изб и еще закупалась посудными фабриками для упаковки. Отдельно Титус обдумывал поставлять дрова — на безлесый юг и Каспий.
Лыков одобрил все эти планы и сказал бывшему сыщику с уважением:
— Ты, Яша, словно всю жизнь коммерцией занимался. А я думал, только жуликов ловить умеешь…
— Эх, Леха. Это для меня такая радость: мирным трудом семейство содержать. Надоели эти жулики! Всегда желал ходить без шпалера, а по вечерам детям книжки читать, а не в засаде париться. Так что новой жизнью я весьма доволен.
— И не тянет к прежнему? — удивился Алексей. — Я бы, наверное, не смог…
— А ты и не пробовал. Имение есть, семья. Займись хозяйством! Тут дел — до скончания века не переделать.
— Нет! — в ужасе вскричал коллежский асессор. — У меня для этого ты нанятый, вот ты и улучшай. А я останусь при прежнем ремесле. Скажи только — каково оно, ходить без револьвера?
Титус вдруг при этих словах оглянулся по сторонам и ответил вполголоса:
— Не знаю. Я тут, понимаешь, своими нововведениями много чужих интересов задел. При Нефедьевской даче раньше куча народа жировала. Лес снимали только исполу — сразу вдвое хозяина обирали. Притом хищничали, валили по пять-шесть стволов с десятины вместо одного. На лесном кордоне объездчики сговаривались с крестьянами и дозволяли им за взятки незаконную порубку. Я весь сброд повыгонял, а хищников оттер. Ну и… Получил предостережение. Зря, мол; нужно с людьми договариваться, а не то…
— Та-а-ак… — протянул Алексей. — А чего молчал? Давно было предупреждение?
— Молчал потому, что тебя ждал. Такие вещи в письмах не объясняют. Разговоры — их было три или четыре — прошли все в этом апреле. Я сделал по-своему, в итоге нам подожгли лес. Потушили быстро — я ожидал подобного и подготовил пламегасительные снаряды, но убытки мы понесли. Потом выстрелили в меня на лесной дороге.
— Выстрелили?!
— Тут с этим просто. Места глухие, чащобные. А я весь день в хлопотах, туда-сюда езжу; устроить засаду ничего не стоит. Народ опять же лесной — и беглые есть, и дезертиры. Уренская волость вся старообрядческая, они там черта укроют за малую мзду.
— Как же быть? Может, ты того… отъедешь маленько? Денег нам хватит, а твоя жизнь дороже выручки. Яш, брось свои принципы к лешему! Я, в конце концов, приказываю!
Титус очень серьезно поглядел Лыкову в глаза и вздохнул. Снова оглянулся через плечо, и только сейчас Алексей заметил, что вид у его друга очень озабоченный.
— Нельзя отъезжать, Леш. Ты уж мне не приказывай такое. Им сунешь палец — откусят всю руку, я знаю. Нефедьевых при прежнем управляющем обворовывали ежегодно не менее чем на тридцать тысяч. Половина уезда этим кормилась! Отпустим сейчас вожжи и уже не удержим их никогда, все на старые круги вернется. Или они меня запугают и сломают, под себя переделают, или у твоих детей в имении будет порядок.
— А полиция? Ты обращался?
— Полиция здесь, Леш, только пьяных у кабаков собирает, чтобы потом выпустить с пустыми карманами. Что ты, не знаешь, какая полиция бывает в уездах?