Сергей легко поднялся с дивана.
— Без республики нет свободы, а без свободы нет счастия! А без счастия жизнь не имеет никакой цены! Я за республику! За президента! За революцию!
В духе Сергея Муравьева-Апостола выступили Матвей Муравьев-Апостол, Никита Муравьев, Михаил Лунин, Павел Пестель, Александр Бригген, граф Федор Толстой, князь Яков Долгоруков, Шипов, Колошин. И после каждого короткого слова Павел Пестель с удовольствием вписывал по-французски в свою тетрадь новый голос в поддержку республиканской платформы. Республиканские мысли одерживали полную победу над монархическими, в чем была немалая заслуга прежде всего самого Павла Пестеля и его друга Сергея Муравьева-Апостола.
Очередь дошла до Тургенева, и председательствующий обратился к нему:
— Ваше мнение, Николай Иванович!
Тургенев, не вставая с места, в ударе чувств коротко ответил:
— Республика!
— Глинка! Где Федор Николаевич? — озирался удивленный Долгоруков. — Уклоняется от голосования! Сейчас был и исчез...
Глинка отлучился на несколько минут, чтобы отдать какое-то приказание слуге, и вскоре возвратился.
— Федор Николаевич, наш Союз благоденствия решительно берет республиканский курс! Слово за вами! — объявил Долгоруков.
— А какое мнение моего союзника по этой сходке Никиты Михайловича? — не торопясь с ответом, спросил Глинка.
— Тоже за республику и президента! — ответил за Никиту Сергей Муравьев-Апостол.
Глинка снова заговорил в пользу монархического правления, опять предлагал Елизавету как возможную кандидатуру для возведения на престол, но его голос сейчас звучал одиноко, и он, израсходовав все доводы в защиту Елизаветы, заключил свое выступление такими словами:
— Куда мир — туда и вдовий сын. Не хочу оставаться белой конституционно-монархической вороной среди соколиной стаи республиканцев.
— Единогласно принимается за коренную цель Общества — установление республики! — провозгласил итоги голосования радостный Долгоруков. — С чем и поздравляю всех нас! А средства достижения коренной цели выработает Дума нашего Союза благоденствия!
Все окружили председателя, пожимали друг другу руки, обнимались, поздравляли.
— Решение Коренной управы в наивозможно короткий срок будет сообщено всем частным управам, в том числе и Тульчинской, как закон, обязательный для неукоснительного исполнения на местах, — сообщил граф Толстой и на этом закрыл заседание.
На дворе была полночь. Глинка в честь такого важного события приказал слуге открыть несколько бутылок шампанского. Пили без всяких тостов, потому что и без слов каждому было ясно, за что поднимаются бокалы.
— Вот мы принимаем наши решения, а ведь царь нас может оставить в проигрыше, — интригующе проговорил Глинка. — Но если, паче чаяния, государь дарует отечеству давно ожидаемую конституцию, гарантирует свободу личности, слова, печати, призовет к деятельности на пользу общества все здоровые силы страны, то мы будем ему первыми и усердными помощниками, — уже около самого порога сказал Никита Муравьев, накидывая на плечи серую шубу с бобровым воротником.
— Никита, хорошо слушать сказки, но только не из царских уст, — потрепал его по плечу Сергей Иванович Муравьев-Апостол.
Расходились по двое, поодиночке.
На улице свистел ветер, бил в лица мелкой гололедицей, под фонарем в луже рябилась водяная чешуя.
Пестель, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы последними вышли от Глинки. Сергей, пожимая горячую руку Пестеля, тихонько сказал:
— Великое дело сделали нынче! Заставили замолчать монархические языки! Как-то встретят наше постановление на местах?
— За Тульчин я ручаюсь! Там у меня есть хорошая опора: Юшневский, Бурцов, Волконский, Комаров... Больше тревог у меня вызывает Москва, есть плохие вести из Москвы...
— Какие же?
— В Союз благоденствия стали принимать без разбору, без тщательной предварительной проверки, и в результате появились в Обществе пустопорожние болтуны, ни к чему не пригодные... Я думаю, Сергей Иванович, о том, как нам избавиться от столь опасных грозными последствиями мертвых душ...
— Что ж, подумаем вместе.
Они распрощались.
3
Пестель, Лунин, Долгоруков, довольные результатами совещания на квартире у Глинки, разъехались по местам своей службы. Сергей Муравьев-Апостол приступил к сбору материалов о финансах и народном хозяйстве России.
Служба в полку мешала работе, Сергею помогал его брат Матвей — делал выписки из сочинений знаменитых экономистов, собирал из разных источников статистические данные о финансах и промышленности в России, делал черновые наброски. Помогал Сергею и друг его — инвалид войны полковник Ермолаев. Член Коренной управы Союза благоденствия Грибовский, устроенный Глинкой в императорскую Публичную библиотеку, доставлял необходимые книги на нескольких европейских языках.