На первый взгляд скучнейшая тема о финансах и народном хозяйстве по мере углубления в необъятный материал взволновала, увлекла, захватила Сергея, зажгла его воображение, окрылила мысль, указала верный и, может быть, единственно правильный путь к серьезным размышлениям и выводам. Только теперь он понял, почему Пестель так любит цифры, так часто ссылается на математическую точность в своих письменных и устных докладах Обществу, почему Николай Тургенев и генерал Михаил Орлов с головой ринулись в область экономики, финансов, промышленности. Без правильного понимания первоосновы всякого общества — его экономики — не может быть и правильной политической мысли. Сергей изобрел способ ближе познакомиться с крупнейшим российским экономистом адмиралом Мордвиновым, многие мысли которого не могли не подкупить своей новизной и оригинальностью. Мордвинов не искал революционного выхода из хозяйственного тупика, в который завели страну ее правители. Меры исцеления, предлагаемые им, были скорее либеральными, но все экономические недуги и застарелые хозяйственные язвы России он знал наперечет. В собственной его величества дворцовой канцелярии, в столах, как в усыпальницах, покоилось немало мордвиновских проектов, направленных к оживлению и оздоровлению отечественной торговли и промышленности. Его проекты и предложения разных лет пылились в министерских и ведомственных шкафах. Но он до старости не терял надежды своим упорством проломить непробиваемые стены всеобщего чиновничьего равнодушия, какое может быть только в стране, задавленной единовластием.
Убеленному сединами Мордвинову Муравьев-Апостол полюбился прежде всего скромностью, сосредоточенностью мысли, отсутствием раздражающей самонадеянности, что бывает присуща не только глупой молодости, зрелостью суждений, трудолюбием и необыкновенными умственными способностями. Адмирал сразу увидел, что его молодой друг много читал, много воспринял из прочитанного, он уже сейчас много знает, но жаждет знать больше и ничего из услышанного и прочитанного не принимает слепо на веру, все пропускает через очистительный пламень размышлений, сравнений, сопоставлений. При этом не пытается легкодумно осмеять ошибки отцов и восхвалять пока что бесплодные порывы идущего на смену отцам поколения. Нет в нем и показного, но на поверку всегда хрупкого и непоследовательного карбонаризма, что становится повсеместной модой. Нет и заносчивости, и той жалкой гордости, за которой обычно ничего не скрывается, кроме пустоты и болезненного тщеславия.
Адмирал Мордвинов нелегко одаривал своей дружбой и доверием даже умных и во всех отношениях безупречных людей. Долгая жизнь и постоянное вращение в свете, в придворных кругах научили его не торопиться с изъявлением дружбы. К этому еще примешивалась и фамильная гордость, обостренное чутье всякой фальши и неискренности. И все же перед Муравьевым-Апостолом он сразу распахнул свою душу. Тому немало способствовало и доброе, во всех образованных дворянских семействах с уважением произносимое имя отца Сергея — Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола.
Как-то раз после беседы в своем домашнем кабинете Мордвинов, прощаясь с Сергеем, сказал ему:
— Ваш отец может гордиться такими сыновьями, как ты и твой брат. А вот ваш родственник Николай Николаевич Муравьев мне не полюбился... И не тем, что у него всего-навсего на пятерых братьев сто сорок ревизских душ... Ревизские души не могут заменить одной нашей собственной души, что вложена в нас творцом...
Сергею Ивановичу было неприятно услышать о своем родственнике неодобрительный отзыв, и он попытался сказать несколько слов в защиту Николая Муравьева, но сам почувствовал, что защиты у него не получилось.
— По городу кто-то из глупцов распустил слух, боюсь, что это сделал сам Николай Муравьев с братцем своим Александром, будто я изгнал обиженного отказом жениха из Петербурга... Жалкая выдумка... Он сам сбежал от стыда... Я не прорицатель, но Николай Муравьев, при ближайшем рассмотрении, показался мне тем, одаренным даром перевоплощения, артистом, что с одинаковым и непременным успехом может выступать в плащах разного цвета. А вы таким дарованием не обладаете и никогда обладать не сможете.