— Назначил государь день и час свидания с вами? — спросила Елизавета.
— К сожалению, ни дня, ни часа не назначено...
— Не огорчайтесь. Не вы один пребываете в безвестности, — с неподдельным добродушием успокоила Елизавета. — Государь устал от бесконечных торжеств, раутов, приемов... Министры, адмиралы, генералы, члены Государственного совета неделями ждут приема. Такое уж перенасыщенное разными делами и событиями время. Надеюсь, что все будет хорошо. При встрече с государем не заводите разговора о стрельбе пыжами. Не заводите... Желаю вам добра.
Прямо из дворца Иван Матвеевич поехал к сенатору Оленину, чтобы немного разгрузить ум и душу обсуждением салонных и академических сплетен, на которые урожаен был президент Академии художеств.
7
Поутру, когда Иван Матвеевич очень долго нежился в постели на пуховиках, к нему заехал генерал-адъютант Потемкин. На нем был новый парадный мундир Семеновского полка, на груди среди орденов сверкал орден святого Георгия 3‑й степени.
— Приглашаю на два часа пополудни в Михайловский манеж. Нынче собираем по желанию государя со всего гвардейского корпуса лучших фехтовщиков! — приподнято сказал Потемкин. — Надеюсь, мои семеновские орлы и в этом виде воинского искусства покажут себя в лучшем виде. Оценивать будет сам государь.
— Но ведь я не фехтовщик, Яков Алексеевич, и будет ли для высочайшей особы желательно мое присутствие? — хмурясь, ответил Иван Матвеевич. — Государь, как оказалось, слишком занят. По крайней мере, для встречи со мной...
— Я тебя могу порадовать, Иван Матвеевич: ежели государь собирает фехтовщиков со всего корпуса, то значит, что он в хорошем духе и добром расположении, — успокоил Потемкин. — Это нам на руку. Кроме того, вчера на разводе государь, встретив меня и оповестив о предстоящем состязании, изволил всемилостивейше сказать: можете по вашему желанию пригласить в манеж лучших ваших друзей. Лучше друга, чем ты, у меня не было и нет! Я прошу тебя быть в манеже к указанному часу. Коли хочешь, я из штаба корпуса заеду за тобой. Кстати, обе роты, которыми командуют твои сыновья, будут представлены в манеже отборными фехтовщиками. Особенно отличается третья рота, ею командует Сергей. Что за умница твой Серж!
Иван Матвеевич покачал головой, словно хотел этим движением сказать другу: твоему-то приглашению я рад, но не испортить бы тебе и сыновьям своим весь высочайший смотр.
— И еще одно обстоятельство, Иван Матвеевич, — улыбнулся Потемкин, сев на край постели. — Я ведь хитрый, все хочу, как бы побольше славы и чести досталось моему Семеновскому полку. Посмотришь на достижение моих фехтовщиков, глядишь, хоть анонимно, напишешь в «Сын отечества». Увидишь, как государь собственноручно будет награждать империалами отличившихся! Случается, и нередко, мой полк львиную долю империалов забирает себе в награду. И фехтовального учителя француза Вальвиля посмотришь, полюбуешься.
Иван Матвеевич понял: нарочно подперчил Потемкин свое приглашение этой подробностью — хочет расшевелить друга, отношение которого ко всему французскому было предельно ясно. Сказал с иронической усмешкой:
— Ну, уж коль на затеваемом ристалище будет подвизаться сам Вальвиль, то я обязан присутствовать, чтобы излить все мои восторги сему учителю фехтования.
Они твердо условились, и Потемкин поехал в штаб корпуса, где у него были неотложные дела.
Приглашение оставило в душе Ивана Матвеевича двойственное чувство. Было приятно потому, что он мог встретиться с государем, по неясным причинам охладевшим к нему, но неприятно тем, что государь присутствие его в манеже может истолковать как желание Муравьева-Апостола любой ценой обратить на себя высочайшее внимание. И все же обещание, данное Потемкину, нельзя было не выполнить.
Для проведения высочайших смотров фехтовщикам в Михайловском манеже был сделан из досок пол, выставлены номера, где кому становиться попарно. Француз капитан Вальвиль не жалел сил на тренировку фехтовщиков, но больше всего внимания уделял тем умельцам рапиры и шпаги, которые представляли на смотрах государеву роту — головную роту Семеновского полка. Шефом этой роты являлся сам царь.