— Твои друзья, Гаврила Романович, надеюсь, и мои друзья, — с тою же обворожительной улыбкой сказал Александр, хотя брови его с надломом посредине начали подергиваться, на что хозяин дома не обратил внимания.
Царь вошел в державинский кабинет, поздоровался со всеми мужчинами за руку, а у супруги поэта и племянницы поцеловал ручки. Он был необыкновенно вежлив и обходителен со всеми с первого же слова. Говорил много и почти беспрерывно, так с ним случалось всегда, когда он не желал, чтобы его о чем-либо спрашивали.
Иван Матвеевич осторожно дал почувствовать свое стесненное самочувствие.
— Нет, нет, Иван Матвеевич, вы совсем здесь не лишний, — поспешил заверить император. — Я рад вашему присутствию, равно как и присутствию ваших сыновей! Ваши заслуги на посту моего посланника в самое трудное время навсегда снискали вам мое благоволение.
Иван Матвеевич признательно поклонился, коротким кивком поклонились государю и его сыновья. Царь принялся хвалить стихотворение Державина «Колесница». В этом произведении он находил достоинства, которым ни за что бы не стали рукоплескать отец и сыновья Муравьевы-Апостолы.
«Колесница» по живописным достоинствам своим поднималась до самых блистательных вершин державинской поэзии; от первой и до последней державинской строки она пламенела и сверкала искусно отполированными гранями истинного мастера слова. Замысел этого творения возник в воображении поэта с первыми раскатами революционных громов во Франции. В 1793 году вдохновенное перо уже создало в первых редакциях образ златой колесницы, текущей по расцветающим полям. Правящий ею возница, натянув вожжи, с завидным умением одних коней своевременно осаживает, других побуждает к бегу. Хитрая узда лишила коней свободы, сопрягла между собой, благодаря чему они
Более десяти лет вызревал окончательный вариант этого публицистического произведения, и только в 1804 году поэтом была поставлена точка под заключительной и окончательно выверенной поэмой. Писал Державин свою «Колесницу» едва ли не с тем же огненным душепарением, с каким он творил оду «Бог», но «Колесница» не принесла ему той радости и удовлетворения, как ода. Он скоро охладел к «Колеснице», хотя и знал, что во дворце ее превозносят и ставят выше «Фелицы».
Действительно, какая живопись в каждой строке! Вот искусный возница ослабил вожжи, вздремнул; и тут врасплох над ним появилась черная тень «вранов своевольных», они, кружась над колесницей, пугают чутких коней; кони дрожат, храпят, ушами прядут, рвут вожжи из рук возницы...
Возница хватает вожжи, но уж поздно, кони речей его не слушают, не понимают и «зверски взоры» на него бросают «страшными огнями». Уж дым валит с жарких морд коней, «со ребер льется пот реками, со спин пар облаком летит...». И вот уж бешеные кони «рвут сбрую в злобном своевольстве...». Возница падает под колеса... Колесница, оставшись без возницы, слепо несется над мрачными безднами... Гибель ждет ее на каждом шагу... Рассбруенные буцефалы уже не могут остановиться...
Кто же остановит коней? И что за колесница разбита ими?
Кто же и что же погубило несчастную Францию — эту золотую европейскую колесницу?
Создатель образа разбитой золотой кареты обращается ко всем венчанным возницам мира, и прежде всего к русскому венчанному вознице, с предупреждением и призывом блюсти законы, нравы, веру, призывает их учиться мудрости: «стезей ходить...»
Александр с трепетом читал и перечитывал «Колесницу», находя в ней не только грозящие ужасы, но и что-то исцеляющее. Царь ежечасно думал об искрах и способах их тушения.
Взгляд Сергея Ивановича привлекла старинная кривая сабля, висевшая рядом с пистолетами на стене. Этой вот саблей когда-то молодой офицер Гаврила Державин отбивался от дерзких пугачевцев, гнавшихся за ним и чуть не пленивших его. Она не притупилась... До стены всего каких-нибудь четыре-пять шагов — и пугачевских времен сабля может сверкнуть в руке штабс-капитана... Сергей встал ближе к той стене, где висела сабля.