— Казенный мастеровой, Новгородской парусной фабрики ткач!
— Зачем пришел в город и имеешь ли при себе вид?
— Намерен подать просьбу в руки государя... Вот стою жду — не проедет ли...
— Пойдем со мной! — приказал полицейский.
Препроводил он меня в Первую адмиралтейскую часть, здесь отобрали просьбу, а меня отослали под караулом в полицию, из полиции в дежурство морского министерства... И вот с того дня таскаю на руках и на ногах ржавые браслеты, спасибо царю — не пожалел на меня демидовского железа.
— А ты, Лебедев, как сюда попал? — спросил Антон другого парусинщика.
— Мне повезло, я оказался счастливее Митрия... Всего одни сутки караулил на дороге, что ведет в Павловск. За Триумфальными воротами передал просьбу ехавшей в Павловск государыне Марии Федоровне. Она приняла просьбу и приказала прийти мне в Павловск. Через день явился я в Павловский дворец в придворную канцелярию. Сижу. Жду. Вдруг канцелярский хлыст спрашивает мое имя и вручает мне обратно мою просьбу с объявлением:
— Ее величество приказала подать оную по принадлежности государю императору или великому князю Константину Павловичу.
Я, не теряя надежды, отправился в город выполнять приказание царицы. Около трех дней мотался в поисках подступа к высоким лицам. На Стрельной мызе в десять часов утра при разводе я увидел великого князя Константина Павловича и подал.
— Взять под караул! — приказал Константин Павлович.
И меня повели по тем же дорогам, по каким водили Вшипова, пока мы с ним не встретились здесь... Вместо холста рубашечного и сапожного товару, который мы выпрашивали у государя из милосердия, получил и я кандалы на руки и на ноги.
Еще грустнее сделалось Антону от рассказов фабричных людей.
— Должно, скоро наших парусинщиков прибавится на гауптвахте, — сказал Вшипов. — Ведь уговор между нами был положен таков: буде мы не получим желаемого удовлетворения, то наши мастеровые пошлют еще двух человек с такой же просьбою... Нет уж, хотя и уговор общий положен, но лучше бы не посылали.
Парусинщик Лебедев сокрушался не столько по жене и троим малолетним детям, сколько по артельном сундуке с артельной казной, ключ от которого оказался при нем. Он много раз просил начальство гауптвахты вызвать с фабрики двоих или троих ткачей с тем, чтобы передать им ключ от артельного сундука, но просьба его оставалась без последствий.
— Или уж больно велика казна в артельном сундуке сберегается, что ты так страдаешь по ней? — спросил Антон.
— Как же не страдать? Ведь может статься, что иной с голоду умирает и нуждается в артельной копейке, а копейка эта лежит в недоступности, — в сердцах ответил Лебедев. — По бытности на фабрике имел я у себя в содержании артельных денег пятьдесят один рубль. А как при отлучке для подачи просьбы собственных денег на дорогу у меня не оказалось, то я, сказавшись артельщикам, взял с собою из артельных денег одиннадцать с полтиною. Остальные деньги теперь в артельном сундуке, а ключи от сундука при мне...
— А зачем ты его при себе держал? Ты, отлучаясь в дорогу, отдал бы его артельщикам, — поучающе заметил Антон.
— Не глупей твоей моя голова — отдавал артельщикам, да они его не взяли, полагая мое скорое возвращение на завод... А скорое-то на долгое поворотилось.
По полу шныряли крысы и мыши. Воздух был отравлен нечистотами. Карп Ягупов, парусинщик с той же казенной фабрики, заболевший желтой горячкой, метался на нарах в беспамятстве. С неделю назад его назначили к отправке в какой-то госпиталь, но так и забыли о нем. Примолкли узники. Думал и Антон свою невеселую думу.
9
По долгу службы Николаю Тургеневу часто приходилось присутствовать на заседаниях Комитета министров. Он смертно скучал на этих сборищах.
Министры представлялись ему говорящими куклами, не способными ни мыслить, ни действовать самостоятельно в соответствии с голосом собственной совести. Единственный человек, который иногда мог развеять секретарскую скуку Тургенева, был граф Милорадович. С его приходом на заседание министров как бы врывался свежий ветерок.
За окнами цвело синевой вешнее небо. Скучающий Тургенев, почти не слушая нудных речей, глядел в окно и думал о предстоящей завтра сходке у него на квартире. На сходке вместе со старшими литераторами столичными будет блистать и талантливая лицейская поросль, особенно запомнился ему лицеист Пушкин, от стихов которого в восторге даже сам Державин.
Справа от председательствующего в собрании сидел в глубоком бархатном кресле первый министр и генерал от артиллерии граф Аракчеев, на нем был армейский мундир с лентой через плечо.