Розовая дымка всегда окутывает первую любовь, как бы оберегая ее от жестоких ударов жизни.
«Я могу покинуть дом Тевяшовых только вместе с Наталией!» — было его неколебимым решением.
Он остановил скакуна на лысой вершине горы, с которой далеко было видно во все стороны. Вон слобода Белогорье... Вон Подгорное... А там, в зелени тучных садов, притаился деревянный Острогожск, чистый и опрятный в хорошую погоду казацкий городок. Там много друзей у Рылеева, и среди них сам городничий — брат известного поэта Федора Глинки — Григорий Николаевич. С ним всегда приятно побеседовать. Городничий Глинка самый осведомленный человек в смысле важных столичных новостей. Он часто получает от брата из Петербурга письма, в которых всегда много места уделено событиям литературным и журнальным. Не съездить ли в Острогожск? Вихрем... Птицей... Молнией...
Долго не раздумывая, Рылеев повернул лошадь и дал ей шпоры. Извилистая дорожка, что петляла по Лысой горе, будто вдруг ожила и зашевелилась гигантской змеей, стараясь захлестнуть в петлю скачущего по ней. Любой донской казак позавидовал бы лихости артиллерийского офицера, его умению править конем, его молодецкой посадке.
У подошвы горы, где проселок круто поворачивал на Острогожск, он едва не столкнулся с Федором Миллером и братьями Густавом и Федором Унгерн-Штенбергами.
— Кондратий, а мы тебя искали по всей слободе! — воскликнул Миллер. — Почему один? Почему не сказался нам? И почему так возбужден? А где твои прелестные ученицы? Сливицкий наш день и ночь бредит Верочкой.
Рылеев осадил лошадь.
— Полно, Федя, ты, по-моему, сам возбужден куда больше, нежели я.
— Да, Кондратий, ты прав. Знаешь, наш командир решил перессорить между собою всех нас.
— Хотел бы я знать, каким способом? — усмехнулся Рылеев. — Не таковы мы, ребята, чтоб служить для потехи чьей-либо!
— Сухозанет способен на любую подлость! — воскликнул Миллер. — Суди сам... Стало известно, что всех младших он представил к повышению чинов в обход старших!
— Не может этого быть, Миллер? — не поверил Рылеев.
— Клянемся честью, все верно! — подтвердил Федор Унгерн-Штенберг. — И это о делается с единственною целью — перессорить между собою офицеров. Верно, он почувствовал к себе оппозицию. Что нам делать? Как быть, Рылеев?
Рылееву было теперь не до поездки в Острогожск.
Все четверо спешились, стреножили лошадей, пустили их пастись по траве, а сами сели на сизый, продолговатый камень, до половины вросший в землю. Камень был теплый.
— Распри и раздора между нами, офицерами, надо избежать любой ценой, — после раздумья заговорил Рылеев. — Мы, как и до этого, при всех наших бурных спорах, при всех умствованиях, при всем несходстве во многих суждениях, должны остаться единой дружной семьей и все сделать для того, чтобы проучить Сухозанета. А если он не остановится перед подлостью, то обнажить его подлость перед всеми.
— Но как это сделать? — хмурясь, сказал Миллер, больше всех негодовавший на командира.
— Мы опасаемся, что он уже успел расколоть нас на два лагеря, — заговорил с курляндским акцентом Густав Унгерн-Штенберг. — Младшие, незаконно представленные к повышению чинов, могут взять его сторону. И они уже, кажется, так и поступили.
Рылеев задумался. Сорвал росшую около камня седую метелку полыни, размял ее в пальцах. Повеяло горьковатым, но освежающим, приятным полынным запахом.
— Дадим отпор Сухозанету, — сказал Рылеев. — И не только дадим отпор, но и проучим его на будущее. Надо спокойно, даже внешне безразлично, узнать настроение младших, что представлены к повышению чина. Главное вот что: чувствуют ли они себя сделавшими для службы что-либо отличное противу тех своих товарищей, которые обойдены? Сделать это надо уважительно, учтиво, без горячки и шума, на что мы, порой, в том числе и я, бываем великие мастера.
— Ну, а если младшие скажут нам, что они не чувствуют себя сделавшими для службы что-либо отличное противу своих товарищей, то что это нам даст в противоборстве с Сухозанетом? — спросил Миллер, не понимая хода мыслей Рылеева.
— Это даст нам возможность единой семьей вступиться за нарушенную нашим командиром справедливость! Получив такой ответ от младших, представленных к повышению чина, мы, старшие, но обойденные, вместе с ними все пойдем к Сухозанету...
— И загоним его в угол! — подался к другу Миллер, готовый сейчас же бежать и в буквальном смысле исполнить свои слова.