Для новорожденных слов нашлась и мелодия собственного сочинения. Рылеев остановился на обрывистом берегу и, тихо напевая, любовался прощальными лучами заката. Послышались легкие шаги, он оборвал напев, обернулся. Перед ним стояла взволнованная и как бы вдруг повзрослевшая Наталья.
— О, Наташа, вы с кем здесь? С Настей? С Верой?
— Я одна.
— Так далеко от дома? И не боитесь?
— Я вас ищу... Ищу весь вечер... Вот и нашла... Но почему вы так печальны?
— Милый мотылек, — Рылеев нежно коснулся ее плеча. — Вы не ошиблись: мне грустно ныне.
— А почему? — Она перевела дух и порывисто проговорила: — Скажите же мне все. Скажите... И, если хватит сил моих, я все для вас готова сделать...
Рылеев взял ее трепетную руку и долго смотрел в черные глаза.
— Язык любви еще недоступен вашей неопытной душе.
— Вы не правы... Вы не правы... Не отвергайте признанья моего, Кондратий Федорович... Я вас люблю... Люблю! Люблю навеки!
Словно испугавшись своих слов, она заплакала.
В эту минуту под обрывом раздались голоса сослуживцев Рылеева, решивших покататься на артельной многовесельной лодке. Смущенная Наталия скрылась в роще, только шуршание подлеска донеслось до Рылеева.
Хватаясь за лозняк, растущий по крутому склону, он сбежал к воде.
— Кондратий, в лодку к нам за рулевого! — позвал Сливицкий.
— За рулевого — всегда готов! причаливай! — отозвался Рылеев.
Лодка ткнулась носом в сырой песок, Рылеев вскочил в нее.
— Все вы мне сейчас очень нравитесь, — сказал он, занимая предназначенное ему место. — Не знаю, нравлюсь ли я вам. Но поскольку в нашей белогорской республике налицо равенство и братство, а со свободой еще плоховато, тем более на сем ковчеге, то придется вам меня терпеть.
Лодка под шумный, веселый говор беззаботной офицерской компании отчалила от берега. Дружные взмахи весел легко понесли ее на стрежень реки.
Прогулка по реке превратилась вскоре в плавучую сходку, каких немало бывало за время квартирования артиллерийской роты в Острогожском уезде.
Ввиду того что прапорщик Рылеев был самым начитанным в роте, всякий спор и всякое умствование не обходились без его участия. Бывали времена, когда он, устав от бесплодных прений, старался держаться в стороне, но такое устранение обычно продолжалось недолго: или друзья двумя-тремя словами поджигали его и возвращали в самое пекло спора, или же он сам, наскучив молчанием, бросался в словесный бой, из которого не всегда выходил победителем.
— Опять мы слышим ваши излюбленные слова, Кондратий Федорович: равенство, вольность, свободомыслие, — с места в карьер повел наступление Косовский.
— Лучше этих слов не найти во всех словарях мира! — ответил Рылеев. — Чем они вам не угодили?
— А не довольно ли Россию одевать в коротенькие штанишки, что остались после Руссо и Вольтера и ныне за их полной ненадобностью в Европе распродаются по дешевке? — подлил масла в огонь Штрик.
— Вон до какого бесчестия довели Францию Вольтеровы панталоны, — поддержал Штрика Буксгеведен.
— И не задумывались ли вы, Кондратий Федорович, что все ваши распаленные мечтания о добродетели, законности, равенстве, вольности — сущий вздор? — продолжал Штрик.
— И ни к чему доброму привести не могут, кроме как к новому Емельке, — добавил Марков.
— Пугача помнят и не забудут, — коротко возразил Рылеев. — А вот наши имена будут ли помнить?
— Объясните нам толком, чего же вы все-таки хотите? Кто же мы, по-вашему мнению? — спросил Буксгеведен.
Рылеев молчал, наблюдая за розовато-лиловой волной за кормой лодки. В воде полоскались первые звезды. Вон и лунная дрожащая тропинка наискосок легла от берега до берега. Вся она была как бы покрыта переливной золотистой чешуей. В воображении поэта стояло живое смуглое лицо Натальи, ее черные глаза. За спиною что-то болтали. Порой гремел буйный смех, как среди беззаботных гулящих людей на челне Степана Разина. Рылеев казался отрешенным от всего, что происходило рядом с ним.
— Что молчишь, бард? Кто же мы, по-твоему? — Штрик потряс Рылеева за локоть.
— Да, да, интересно все же услышать просвещенное мнение, — поддержал Буксгеведен.
Не оборачиваясь, Рылеев сказал:
— А вы, господа, способны выслушать правду о вас?