— И не Чарльз Ли, — хмыкнул Шэй.
— Не говори, — Хэйтем почти упал в кресло, отставил стакан на подлокотник и схватился за виски́. — Больше года прошло, а Коннор все еще видит в нем врага. Не думал, что у детей такая долгая память.
— Он же твой сын, — не удержался мистер Кормак.
— Это, наверное, должно меня наполнять законной гордостью, но никакой гордости я не чувствую, — Хэйтем словно пожаловался. — Коннор уже довольно ловко владеет столовыми приборами, почти не забывает говорить «спасибо» и «пожалуйста», но стоит Чарльзу появиться на пороге этого дома — и нет у меня больше сына, есть дикий волчонок.
— Он действительно похож на тебя, — Шэй улыбнулся. — Когда я еще был на мостике, видел вас. Ему бы еще хвостик подлиннее и саблю на бок. Вы даже стояли одинаково.
Хэйтем взгляд отвел, но скулы его едва заметно порозовели — ему явно было приятно это слышать. Но Шэй не пытался польстить, говорил то, что думал. Во многом именно за это он так ценил Хэйтема — несмотря на все его высокомерие и чопорность, любовнику можно было сказать почти все.
Дверь в комнату распахнулась, и миловидная девушка в косынке и фартучке доложилась:
— Подавать обед, сэр?
— Да, Лиззи, — бросил Хэйтем. — Только прежде позови юного мистера Кенуэя в столовую.
Горничная сделала книксен и удалилась, а Хэйтем с сожалением поднялся. Шэй тоже едва нашел в себе силы встать — это в море он мог без устали работать, а оказавшись в уютном доме, слишком быстро переключался на расслабленный покой. Кстати… Шэй вдруг отметил, что это, пожалуй, первый раз, когда мистер Кенуэй во время первого разговора после возвращения ни за что его не отчитал. Или все дело в том, что на этот раз Шэй приехал с «высочайшего» дозволения?
Хэйтем направился к двери, и Шэй почти привычно его перехватил. В самом деле, обязательная официальная часть первой встречи — доклад, так скажем — осталась позади, так что самое время приступить к менее официальной, но не менее обязательной. Разумеется, мистер Кенуэй начнет язвить, да и обстоятельства не слишком подходящие — в дневное время, в открытой гостиной, — но устоять перед соблазном было выше его сил. Шэй ожидал хлестких слов, когда нахально перехватил любовника за пояс и затылок, однако не дождался — Хэйтем, обычно только отвечающий на поцелуи, на этот раз поцеловал сам. Властно и горячо. Это было несколько неожиданно, но… Черт возьми, Шэй почувствовал, что это несправедливо — то, что вечер еще далеко. Вот разве что попозже удалиться в кабинет…
Хэйтем вдруг отпустил, профессионально вывернулся из ослабевшей хватки и, облизнув губы, произнес как ни в чем ни бывало:
— Идемте, нехорошо заставлять нас ждать.
Шэй угрюмо кивнул. Зачем этот светский тон, когда бедром совершенно другое чувствовалось?
Впрочем, нахлынувшее разом возбуждение довольно быстро прошло. Шэй заслышал звонкий голос Коннора издалека, и это несколько отрезвило. Теперь в доме не только слуги, но и ребенок, а мальчишке вовсе незачем знать что-то такое. Глупцы те, кто считают, что дети ничего не видят и не слышат. Очень даже и видят, и слышат, и делают выводы — это Шэй знал по себе.
Стол в столовой еще не был полностью накрыт — очевидно, Лиззи недавно сопроводила сюда мелкого и не успела. Поэтому стол облюбовал Коннор.
— Мистер Кормак, — мальчишка махнул рукой. — Иди сюда. Смотри, это тебе: вот оберег, — он указал на мудреную деревянную гульку, перевязанную тонкой, но грубой бечевой. — Он поможет тебе в океане. А это — охставен, трещотка, чтобы тебе и твоим матросам в плавании было веселее. А это — мешочек для онононра. Если ты будешь срезать у каждого сраженного врага прядь волос и класть сюда, то остальные будут это чувствовать и бояться.
Шэю невольно подумалось, что таскать с собой кучу чужих волос — не очень разумно, тем более что такого маленького мешочка надолго не хватит, но…
— Спасибо, Коннор, — искренне поблагодарил Шэй. — У меня тоже есть для тебя подарки.
— И ты покажешь их позже, — железным тоном произнес подошедший сзади Хэйтем. — Коннор, немедленно убери это со стола. И вымой руки — особенно после онононра.
— Я мыл, а мешочек чистый, — заупрямился Коннор. — А что ты мне привез? Отец, пожалуйста!
— Ладно, — Хэйтем сдал позиции. — Иначе ведь ты и до конца обеда не усидишь. Шэй, послать за твоими вещами?
— Не нужно, — мистер Кормак подумал, что при своей неспокойной жизни не расстался бы с тем, что старательно собирал в чужих краях, а потому сложил в одну из поясных сумок. — Ну, смотри. Во-первых, десяток перьев буревестника. Гляди, какие! Белые. Здесь такая добыча, наверное, не водится?
Ребенок зачарованно уставился на длинные упругие перья, словно мерцающие в ярком свете свечей, и кивнул:
— Не водится.
— Держи, — Шэй нахально плюхнул добычу на тот же стол. — Еще раковины. Видишь, розовая? Бывают еще сиреневые… Может, в следующий раз привезу, пока не нашел. А это — коралл. Когда он в воде, он живой. Но живым его не довезти.
— Красивый, — Коннор почти шептал и протянул руку. — Можно, да?
— Конечно, это твое, — Шэй подвинул новые сокровища в сторону мальчишки по столу. — И это, держи. Зуб белой акулы. Представляешь, как она кусается?
— И ты сам ее убил? — глаза Коннора засверкали.
— Не один, — пояснил капитан Кормак. — Я с четырьмя гребцами вышел на вельботе, чтобы ее загарпунить. У нее очень ценная шкура, но ведь и зубы ничего?
— Спасибо! — Коннор вдруг порывисто бросился вперед и обнял Шэя, крепко обхватив за плечи.
Шэй потрепал его по плечу. Улыбался — не мог удержаться и не улыбаться. А еще знал, что самый главный подарок ожидает своего часа. Но Хэйтему и этого пока хватит. Судя по лицу, любовник был вовсе не в восторге от увеличения «коллекции» — и уж точно возражал против того, чтобы столь интересные вещи располагались на обеденном столе.
— Шэй, — мистер Кенуэй говорил тихо, но угрожающе. — По-твоему, мне мало в доме одного разбойника?
— Ну, второй у тебя появился позже, — хмыкнул мистер Кормак.
— Думаю, мы еще об этом побеседуем, — тон Хэйтема ничего хорошего не обещал. — Коннор, немедленно собери вот это все — и вымой, наконец, руки!
Шэй даже приказа дожидаться не стал. На освободившееся место в сумке бережно спрятал и оберег, и трещотку. Интересно, что скажет Гист на предложение развеселить команду трещоткой?
Коннор тоже явно понял, что больше злить отца ни к чему. Все обретенные дары он распихал по карманам, а перья с сожалением отнес на подоконник — они были слишком длинными, чтобы их можно было куда-то без ущерба убрать.
Шэй взял мелкого за руку и повел в уборную. Руки вымыть точно не мешало. Но рядом с ним Коннор и не упрямился — охотно загремел ковшиком, не поленился воспользоваться мылом, вытерся полотенцем. И глядел — почти с обожанием.
Шэй тоже споро ополоснулся под одобрительным мальчишеским взглядом. Такой способ воспитания, кажется, был куда продуктивнее.
Обед вышел долгим. Не столько ели, сколько беседовали — обо всем. Шэй узнал, что Коннор делает успехи в обращении с луком; пистолетов Хэйтем ему пока не доверял. Узнал — из довольной речи мистера Кенуэя — что тот водил сына в театр. Демонстративно устремленного в потолок взгляда мальчишки Шэй «не заметил». Много чего узнал из того, что невольно упустил за эти месяцы. Хэйтем, конечно, писал, но все-таки из писем и половины узнать было нельзя, тем более что стиль у Хэйтема был лаконичным и довольно кратким.
Наконец этот поздний и долгий обед, переходящий в ранний ужин, закончился, и Хэйтем скомандовал:
— Коннор, тебя еще ждут строчки.
— Отец! — мальчишка тут же загрустил. — Сегодня же такой день, я не хочу.
— Нам с мистером Кормаком нужно поговорить о делах более предметно, — не смягчился отец. — Но если ты не будешь капризничать, то я передам миссис Стэмптон, чтобы она почитала тебе что-нибудь интересное, когда ты закончишь с занятиями.
Очевидно, это несколько примирило Коннора с жизнью, поскольку тот довольно энергично слез со стула — теперь уже дотягивался мысками сапог до пола — и больше не возражал.