— Это тоже полезное умение, — Шэй пожал плечами. — Настоящий боец нигде не оплошает — ни в сражении, ни на благотворительном балу.
— Танцевать я умею, — на лице ребенка появилось сомнение. — Только, наверное, на ваших благотворительных балах не устраивают танцев в честь Атаэнсик.
— Не устраивают, — согласился Шэй, а сам подумал, что Коннора вряд ли удастся пока заинтересовать танцами. Стремления войти в высшее общество у мальчишки нет, а девчонки для него сейчас — не желанные партии на танец, а непонятные вредные создания. — Ну как, силы-то еще есть?
Коннор выпятил губу, и Шэй сразу понял, что ребенок устал. Только ни за что не признается.
— А что, вы хотите еще подраться? — задиристо воскликнул мелкий.
— Да вот я думаю, что не хочу, — усмехнулся Шэй. — Пожалуй, нам стоит привести себя в порядок, пока Лиззи не позвала на обед, и пока твой отец не увидел нас взъерошенными и лохматыми.
— А вы сечёте, — одобрительно заметил Коннор, и Шэй машинально отметил, что, видимо, социализация тоже постепенно идет — нигде, кроме улицы, услышать жаргонного словечка парень не мог.
В ванной Шэй провел с Коннором не так уж мало времени — в самом деле, надо же было вдоволь набрызгаться водой? — а когда они вернулись в детскую, оказалось, что за окном посветлело. Сквозь большое окно с тяжелыми гардинами проглядывало бледное зимнее солнце. Так что если ветер унялся…
В коридоре раздались легкие шаги, и Коннор уверенно произнес:
— Это Лиззи. Только она так ходит. Энни топает громче, а миссис Стэмптон шаркает. А у солдат шаги тяжелее.
Шэй одобрительно кивнул. Коннор оказался очень внимательным ребенком, это хорошо. Потом, когда он пойдет по стопам своего отца, цепкий взгляд и смекалка сослужат ему не меньшую службу, чем умение бегать и стрелять. И все-таки… Шэй с удивлением отметил, что чувствует не просто одобрение, а… Гордость, пожалуй, хотя сам приложил к обучению Коннора не так уж много сил — за неимением на это времени.
— Мастер Коннор? — девушка пару раз стукнула в дверь и слегка ее приоткрыла, но внутрь не сунулась. — Ваш отец ждет вас к обеду.
— Мы уже идем, Лиззи, — звонко откликнулся Коннор, и дверь закрылась. — Мистер Кормак, ну может, теперь погуляем? Там солнышко.
— Посмотрим, — Шэй не стал ничего обещать и взял мальчишку за руку. — Возможно, мистер Кенуэй не будет против.
Коннор послушно потащился — видно, очень хотел на улицу. Там и впрямь сейчас было интересно. Наступало Рождество, улицы и лавки были украшены свечками, стеклянными игрушками и цветной бумагой, в окнах поблескивали золотые и серебряные нити, а из булочных тянуло свежей выпечкой и патокой, которой заливали сладкие пироги.
Хэйтем уже ждал их в столовой. Шэй видел, как внимательный взгляд возлюбленного остановился на небрежно переплетенной косице Коннора, а потом переметнулся к небрежно закатанным рукавам рубахи самого Шэя.
— Как ваши успехи? — поинтересовался Хэйтем и жестом пригласил обоих к столу.
— Неплохо. Я вижу, что Коннор многому выучился, — в тон откликнулся Шэй. — Но будет не лишним показать ему разные тактики боя.
— Лучше бы вы показали ему, как правильно решать примеры, а то в арифметике мистер Кенуэй-младший довольно сомнительный эксперт, — нахмурился Хэйтем. — Новым Фибоначчи ему не стать, поскольку он способен в одной и той же задаче последовательно получить три разных результата.
— Обязательно покажу, — не поддался на провокацию Шэй. — Уметь считать для современного человека просто необходимо. Не уверен насчет Фибоначчи, но примеры Коннор решать научится.
Хэйтем, видно, не ожидал такой покладистости, а потому чуть удивленно поднял бровь, но тему закрыл. В присутствии ребенка Шэй не мог спросить его о том, какие дела отвлекли его сегодня, а потому предложил:
— Что, если нам пойти погулять, мистер Кенуэй? Я обещал Коннору показать свой корабль.
— Погода не располагает к прогулкам, — еще больше нахмурился Хэйтем.
— Но там же солнце! — отчаянно выпалил Коннор, не удержавшись. — И не очень холодно…
Хэйтем недовольно качнул головой. Он не любил говорить за едой, но сейчас даже сделал исключение:
— Позволю себе напомнить, что осенью после таких же слов кое-кто провалялся полторы недели с горячкой, перепугав меня и миссис Стэмптон, а когда пришел в себя, не желал соблюдать постельный режим, прыгал по кровати и плевался микстурой, которую прописал доктор. Хочешь, чтобы мистер Кормак стал свидетелем подобного?
— Она невкусная, — горестно вздохнул мальчишка.
— Она и не должна быть вкусной, — отрезал Хэйтем. — Микстура должна показать тебе, что болеть — плохо.
— Я и так это понимаю, — его больше пригорюнился Коннор. — Отец! Пожалуйста! Я надену приличный костюм! И шарф. И можешь на Рождество мне ничего не дарить…
Шэй понял, что не в состоянии вынести такого неприкрытого детского горя.
— Никто не заболеет, — твердо произнес он. — Коннор тепло оденется, а обратно мы можем взять экипаж, если будет слишком холодно.
— В порту будет дуть еще сильней, — возразил Хэйтем, но Шэй по интонации понял, что тот колеблется.
— Погреемся на «Морриган», — парировал Шэй. — На борту всегда есть дежурные, уж кипяток у нас будет.
— Хорошо, — наконец сдался мистер Кенуэй. — Коннор, при условии, что ты будешь вести себя пристойно. На корабль это требование не распространяется, я все понимаю. Но на корабле ты обещаешь выполнять все требования безопасности, которые объяснит тебе мистер Кормак. Идет?
— Да! — мальчишке явно стоило огромной выдержки не нарушить данного слова прямо здесь и сейчас — он болтал ногами и едва не подпрыгивал на стуле.
После обеда было решено взять извозчика, а домой возвратиться пешком, если погода не проявит характер. Коннор крутился на сиденье, точно первый раз ехал в экипаже, и не мог отлипнуть от окошка, за которым едва ли можно было разглядеть что-то четкое, поскольку снег продолжал идти — теперь уже, правда, не колкий, а мелкий и мягкий.
Шэй видел, что Хэйтем глядит на ребенка, пожалуй, с нежностью, хотя, конечно, стоит Коннору повернуться — и нежность уступит место придирчивому взгляду и наставительным интонациям. Сам Шэй одергивал себя, когда уголок губ поднимался кверху — уж больно забавно выглядел юный мистер Кенуэй.
Дорогой костюмчик и элегантный шарфик совсем не гармонировали с бусиной на косичке, непосредственным поведением и клочком серого меха, торчащим из-за пазухи.
Наконец это заметил и Хэйтем:
— Коннор, — поинтересовался он вкрадчиво. — А что вот это такое?
Ребенок проследил за взмахом узкой ладони отца и слегка присмирел:
— Это Рохвако. Я хотел, чтобы он был со мной. Ему тоже интересно!
— Пусть посмотрит, — вступился Шэй. — Когда Рохвако еще такое доведется?
— Вам, мистер Кормак, конечно, продемонстрировать свою гордость хочется как можно большей аудитории… — насмешливо сощурился Хэйтем.
— Конечно, — абсолютно серьезно ответил Шэй.
Экипаж остановился. Мутные, заляпанные окна не позволяли даже определить местоположение в городе, и только когда возница спрыгнул с козел и отправился открыть господам дверь, Шэй вдруг понял, что непростительно расслабился. Как давно он позволял себе не замечать, что происходит вокруг?..
Первым на заснеженную мостовую выпрыгнул, конечно, Коннор. Не мог уже утерпеть.
— Это бриг, потому что у него две мачты? — с умным видом спросил мальчишка, и Шэй улыбнулся:
— Не только. Еще потому, что у него прямые паруса на фок-мачте и грот-мачте, а еще потому, что у него на гроте есть косой парус — трисель. Или, что правильней, грота-гаф-трисель, с помощью него управляют движением. С двумя мачтами бывают шхуны и бригантины…
— Мистер Кормак, — одернул его Хэйтем, который чуть задержался, чтобы расплатиться с возницей, — не рановато ли?..
В голосе возлюбленного звучали тщательно скрываемые смешливые нотки, но Шэй не понимал, о чем тот? О юном возрасте Коннора? Или о том, что еще на борт не взошли, а Шэя уже понесло?