Коннор повернулся к нему:
— Тебе тоже нечему удивляться, Шэй. Братство пытается договориться с Орденом? Но ведь ты сам поступаешь так же. Де ла Серр — твой ставленник, я уже знаю, можешь не отрицать. И как раз ему известно о том, что теоретически это возможно — перед лицом общих неприятностей или по иным, более глубинным, причинам. И у де ла Серра даже есть эта причина — Арно Дориан, сын убитого тобой ассасина.
— Тебе и это рассказали, — мистер Кормак поморщился. — Да, это тот самый ассасин, которого я убил, чтобы выполнить обязательство перед Орденом. Его звали Шарль Дориан.
— А потом ты привез моему отцу артефакт Предтеч, — кивнул Коннор. — Конечно, мне рассказали. Особенно когда я аккуратно поинтересовался, не грозит ли в Париже моим родителям-тамплиерам что-либо. К тебе, Шэй, разумеется, никто добрых чувств там не питает, но помнят и то, что ты пощадил другого, мсье Шуазёля. Когда мы были в Париже, он был еще жив.
— И ты обо всем этом молчал, — мрачно бросил Хэйтем.
— Так было лучше, — возразил Коннор. — Не хотелось… поднимать муть со дна. Тем более что в Братстве тогда был такой человек… Его зовут Пьер Беллек.
— Вроде бы знакомое имя, — рассеянно бросил Шэй. — Я должен был встречаться с ним во время работы во Франции? Вроде не припоминаю… Дориан, Шуазёль, Софи… Нет, не помню такого имени.
— Не мучайся, — вздохнул Коннор. — Ты был знаком с ним раньше. Мсье Беллек — уроженец Новой Франции. И в Братство он вступил в Дэвенпорте.
— Та-а-к, — протянул Хэйтем. Было видно, что ничего хорошего он не ждет.
— Я знаю далеко не все, — предупредительно вскинул руку Коннор. — Мне сказали, что он участвовал в битве за форт Булл в 1756-м, во время Семилетней войны, и что-то там такое добыл, с чем срочно отбыл во Францию*. И поэтому… Поэтому он сейчас жив.
Шэй прикрыл глаза. Припомнил, конечно, молодого паренька, которого тогда только начали натаскивать Хоуп и Кесеговаасе. Но когда случился Лиссабон, а следом — и побег из Дэвенпорта, Шэй даже не вспомнил о нем.
— И какие же тогда у него претензии к мистеру Кормаку? — ядовито осведомился мистер Кенуэй.
Однако Коннор тона не принял:
— Беллек — не тот человек, который умеет прощать. И ни для кого в Братстве это не секрет. Мсье Мирабо лично просил его не вмешиваться, когда вы приехали. Так и сказал: «будто мало нам от Америки проблем». Я предпочел не лезть. Мсье Беллек так на меня посмотрел… Если бы взглядом можно было прожигать, во мне бы уже дырка была.
— Хорошо, что я тогда этого не знал, — немного нервно хмыкнул Шэй. — Тогда я бы так спокойно не пил и не гулял по театрам.
— Нет, Шэй, — Коннор качнул головой. — Я поручился за безопасность перед Братством, и мистер Мирабо поверил мне. В свою очередь он бы не допустил, чтобы кто-то действовал против вас. И не только он. Не знаю, известно ли вам, но в Париже Братство управляется… гм… Советом. То есть авторитет мистера Мирабо непреложен, но он не принимает решений в одиночку. И если он сказал, что трогать тамплиеров нельзя, значит, это решение так или иначе поддержали в Совете. Вам ничего не грозило.
— Уверен? — Хэйтем посмотрел на сына неожиданно серьезно. — Уметь давать такие оценки полезно. Но цена ошибки слишком высока.
— Уверен, — отозвался Коннор — и было видно, что это не бахвальство. — И потом, мистеру Беллеку при мне дали задание. Возможно, мистер Мирабо просто хотел его побыстрее отослать, не знаю. И задание он дал ему лично, за закрытой дверью. Но кое-что я все равно успел услышать из разговоров остальных. Мистер Беллек занимается тем, что ищет наследие Предтеч, и его отсылали не в первый раз. Я еще подумал, что он, наверное, слишком горячий, чтобы заниматься боевой деятельностью, поэтому его посылают с исследованиями.
— В этом весь Париж, — резюмировал Шэй. — А внешне все так пристойно выглядело: театры для нас, бордели для тебя. А где-то в глубине, оказывается, жизнь била ключом. Коннор, тебе повезло, что ты не влюбился в какую-нибудь француженку, потому что во Франции все решается не только интригами, но и через постель.
— Я не мог влюбиться во француженку, — Коннор даже улыбнулся. — Я люблю Анэдэхи.
— Значит, в тебя бы влюбились, — отмахнулся Шэй. — Какая-нибудь такая, которой если не дать, то потом мокрого места от тебя не оставит.
— Повезло, — Коннор наконец рассмеялся. — Хотя во французском Братстве есть симпатичные девушки. Обо мне сплетничали, я слышал.
— Кажется, Шэй не преувеличивал, когда возвращался на побывку, — хмыкнул Хэйтем. — А возвращаясь к Лафайету… Как он воспринял идеи Братства?
— Положительно, конечно, — в голосе Коннора проскользнуло удивление. — И мистер Мирабо сразу взял его в оборот. В смысле, в качестве полезного союзника. У французского Братства свои задачи, и они довольно далеки от Америки. Жильбер занялся налаживанием торговых отношений с Соединенными Штатами, чтобы у мистера Мирабо хотя бы об этом голова не болела. Тем более что это может помочь экономике Франции…
— Ты же понимаешь, что это бесполезно? — Хэйтем поморщился. — Все средства во Франции утекают в бездонный карман второго сословия.
— Понимаю, — с досадой отозвался Коннор. — А что делать? Лафайет переписывается с Франклином и с Джефферсоном. Вдруг чего-нибудь придумают? Нельзя же ничего не делать!
— Надо повлиять на Его Величество Людовика или заменить его на кого-то более умного, — подсказал мистер Кенуэй. — Англии, кстати, это бы тоже не помешало. Великий магистр Коуэлл на днях прислал мне письмо, в котором в растерянности сообщил, что читал письмо Его Величества к Фридриху Вильгельму, королю прусскому.
— И что там? — заинтересовался Коннор. — Неужели он хочет объединиться с Пруссией против Франции?
— Куда хуже, — хмыкнул Хэйтем. — Эшли пишет, что письмо представляет собой сорокастраничный труд, в котором иные предложения состоят из четырехсот слов и более. А содержание письма… туманно, даже ближайшие советники не смогли понять, о чем оно. Впрочем, после того, как Его Величество надевал себе на голову наволочку от подушки, советников уже трудно чем-то смутить.
— А та… мисс доктор? — уточнил Коннор. — Она не может помочь?
— Похоже, Георгу уже никто не может помочь, — отрезал Хэйтем. — Хотя попытки предпринимаются. Тайно, по понятным причинам. Мисс Вулидж лично проверяет каждого из отобранных, но пока… Пока безуспешно.
Коннор опустил плечи, но все-таки пошутил:
— Вашингтон хотя бы не надевает наволочку на голову. Хотя в плане графомании он недалеко ушел от Георга. Пишет и пишет. Кстати, мне докладывали, что Брант, который недавно вернулся из Англии, проводил время в Лондоне в развлечениях. Возможно, развлекался как раз королем Георгом. Надо думать, теперь Бранту король перестал нравиться.
— Он там еще и с мистером Арнольдом, который сдал вам с Шэем Вест-Поинт, встречался, — просветил его Хэйтем. — У мистера Арнольда свои трудности — его финансовые махинации уже дважды едва не привели его на скамью подсудимых. Что же до Бранта, то лично мне на него наплевать. Он вернулся в Квебек, а это личные проблемы мистера Халдиманда.
— Вот так все и кончилось, — печально вздохнул Коннор.
— Каждый из них получил по заслугам, — попытался утешить его Шэй. — Но у нас еще есть надежда, что в Соединенных Штатах все получится лучше, чем могло бы. Любое дело нужно завершить, и у тебя есть все возможности. Поезжай в Маунт-Вернон и помни — что бы ты ни решил, у тебя есть, куда возвращаться, где тебя ждут. Меня это очень поддерживало, когда я мотался по Старому Свету.
— Да, это поддерживает, — Коннор посмотрел на него открыто. — Я наконец-то понял тебя, Шэй. Понял, почему ты ушел из Братства. Я не считаю идеологию Ордена правильной, но вы с отцом, тамплиеры, смогли показать мне, что важна не только цель, но и методы. Вот чего я раньше не мог понять, так это двойной морали. Почему можно убить одного ради спасения многих, но нельзя действовать интригами, если это позволяет добиться своего без убийств? Почему можно пренебречь чем угодно, чтобы достичь цели? А теперь понял. Наверное, только так и можно это понять — оказаться один на один с собой, когда ты ведешь людей, которые уверены, что все, что ты делаешь, нужно и правильно. А сам ты при этом понятия не имеешь, что нужно и правильно, а просто пытаешься не дать этому миру скатиться в бездну. Уметь признать свои ошибки — первый шаг на пути к этому.