— Да нет, — Коннор махнул рукой. — Это Пэйшенс заморочила Джаджу голову и отдала не весь артефакт, а только его часть. И пока Джадж с этим разбирался, успела приехать Авелина.
— Закономерно, — мистер Кенуэй кивнул.
— Тебя это не… огорчает? — аккуратно уточнил Коннор.
— Меня огорчает другое, — Хэйтем заново наполнил свой бокал и с наслаждением отпил. — Меня огорчает, что после смерти Мадлен де Лиль Орден в Луизиане находится в упадке. Мистер Джадж не добавил ложе веса, он вообще больше занимался собственными делами и собственными изысканиями. Наследие Предтеч, несомненно, важно, но им можно заниматься только тогда, когда есть хотя бы минимальная стабильность. Чарльз отзывался о Джадже крайне нелестно, и я его мнению верю. Интересно, кто займет его место.
Коннор поднял на него взгляд и вдруг ответил:
— Полагаю, мистер де Сальседо. По крайней мере, Авелина писала про него. Он политик, один из ближайших к губернатору де Каса Кальво людей. И он тамплиер. Молодой тамплиер с хорошими связями и большим будущим… Если он не перейдет Авелине дорогу — то у него есть все шансы.
— Проверим, — хитро сощурился Хэйтем. — Спасибо за информацию, мастер-ассасин.
— Да пожалуйста, — Коннор улыбнулся ему в ответ. — Если будешь писать ему, не ссылайся на Авелину, пожалуйста.
— Разумеется, — Хэйтем с довольным видом воздел подбородок. — Это вопрос моей исключительной осведомленности, а не личных отношений с Братством, мистер Кенуэй.
Коннор кивнул и потянулся:
— Наверное, мне пора идти, второй час ночи, между прочим. Анэдэхи уже, наверное, набралась с Мартой и пошла спать. Давайте завтра про что-нибудь хорошее поговорим, а? Когда проснемся?
— Обязательно, — пообещал Шэй. — Спокойной ночи, Коннор.
— И вам, — сын зевнул, благопристойно прикрывая рот рукой, и поставил недопитый бокал на столик. — Доброй ночи, отец.
Он побрел к двери, и вскоре его шаги затихли на лестнице. Хэйтем дождался, пока настанет тишина, и проговорил, повернувшись к камину, который горел уже вяло, затухал:
— Что скажешь, Шэй?
— Что ты бездушный интриган, — честно отозвался мистер Кормак.
— А еще? — любовник перевел на него взгляд. Вокруг глаз Хэйтема собрались морщинки, но лицо было удивительно расслабленным и добродушным.
— А еще… — Шэй сделал вид, что задумался. — Еще то, что и сына ты умудрился вырастить интриганом, несмотря на его происхождение. Но интриганом душевным.
— Это временно, — мистер Кенуэй усмехнулся. — Но слышать приятно. А еще?
— А еще то, что мне очень не нравится эта поездка в Маунт-Вернон.
Шэй привык говорить возлюбленному то, что думается, а это волновало его сейчас больше всего остального.
Хэйтем разлил по бокалам остатки вина и опустился обратно на кресло. И кивнул:
— Меня тоже это беспокоит. Я даже сейчас предпочел бы Вашингтона просто убрать. Столько хлопот из-за одного человека… Он определенно не стоит того. И уж точно не стоит того, чтобы я из-за него волновался за сына.
— У тебя есть соображения, чего добивается Вашингтон? — прямо спросил Шэй.
И услышал такой же прямой ответ:
— Нет.
Шэй привык к тому, что любовник раскусывает неумелые и умелые интриги на раз, а потому забеспокоился еще больше:
— Ты — и не знаешь?
Хэйтем недовольно покачал головой:
— Не знаю. Потому что я могу просчитать мысли умных людей. Могу просчитать поступки глупых людей. Но просчитать мысли глупых людей мне не под силу, потому что я не могу себе представить, как так можно думать.
— Ты сказал, что мы все до сих пор вынуждены подстраиваться под Вашингтона, — осторожно заметил Шэй. — Я такого не замечал.
— А, ты про это… — Хэйтем вдруг лукаво сверкнул глазами. — Это не совсем правда. Точнее, совсем не правда. Мне глубоко наплевать на Вашингтона. Настолько, что меня вообще не волнуют его планы, если он, конечно, не планирует убить Коннора как источник постоянной опасности.
Шэй нахмурился:
— Но ведь Коннор для него действительно источник опасности. И наш сын не зря говорит о том, что положение… патовое.
— Глупости, — отмахнулся Хэйтем. — Коннору достаточно намекнуть Вашингтону, что при его гибели малейшее подозрение закончится тем, что за Вашингтоном придут другие люди. И пусть Вашингтон думает на кого хочет — на тебя, на меня или на неведомую могущественную силу. Нет, тут вопрос в другом. Лично мне наплевать, кто именно теперь станет, так скажем, руководить Америкой. Для Ордена это имеет очень опосредованное значение, потому что стратегия останется той же, разница минимальна. Наиболее вероятные кандидатуры — это сам Вашингтон, несмотря на ультиматум Коннора, а еще, возможно, Адамс и Джефферсон*. На всех них у Ордена имеется такое досье, что это вполне позволит их держать в ежовых рукавицах. Если не поможет продуманный шантаж — а грубый не поможет точно, — то поможет финансовый вопрос. У Конгресса нет денег, а банк Гамильтона вполне успешно наращивает активы. Без финансирования ни одна инициатива не имеет ни малейшего смысла. Теперь я могу сказать, что даже благодарен Коннору, который, по своей наивности, оставил «народную власть». Эта власть никогда не договорится между собой. Они будут конфликтовать, и значение имеет только то, что будет оплачено, а что нет. И наша первоочередная задача — не допустить появления соперников на финансовом поприще.
— Хэйтем… — у Шэя даже дыхания не хватило. — Ты же мог подсказать Коннору…
— Мог бы, — бросил любовник. — Но не стану. И тебе не советую. Это первая его попытка сделать что-то без нашей помощи. В конце концов… Мне уже шестьдесят. Ему пора научиться действовать самостоятельно.
Шэй неверяще на него поглядел:
— Пусть так, но тогда… Кого ты тогда оставишь против Коннора? Если ты сможешь выучить Коннора всему, что знаешь сам, то Орден… не выстоит против него.
Мистер Кенуэй утешающе ему улыбнулся:
— Это не так, Шэй. Я только спустя месяцы понял, насколько правильным был мой выбор великого магистра. Роберт, конечно, уступает Коннору, и будет уступать всегда. Он не политик. А выучиться боевым и прочим искусствам лучше Коннора трудно, ведь Коннора и ты, и я учили с детства. Но только так можно было оставить Орден против Братства готовым к борьбе. Я немало общаюсь с Эдвардом. И если я не ошибся в нем… А вероятность ошибки крайне мала, ведь я знаю его с юношества… Если я не ошибся, то он, кажется, понимает меня. Эдвард, а не Роберт, будет во главе. Но ни Роберту, ни Коннору об этом знать не нужно. Двойное дно, Шэй. Когда Коннор это поймет, будет поздно.
Шэй посмотрел на довольного любовника и вздохнул:
— Орден в бывших колониях — это ты, Хэйтем. Ты был великим магистром и остался им.
— Как и ты остался тамплиером, Шэй, — Хэйтем ласково ему улыбнулся. — И моим телохранителем.
— Я отлично хранил твое тело, — фыркнул Шэй. — Оно и сейчас доставляет мне… м-м-м…
— Чуть позже, — мистер Кенуэй вскинул бокал.— И я хотел сказать еще одно. Коннор ведь тоже не сказал мне всей правды. В его словах про Вашингтона я… узнаю руку Франклина. Их разговор с Франклином явно был куда более пространным, чем Коннор сказал нам. Я пока не знаю, в чем дело. И не знаю, зачем Коннор пытался это скрыть. Но наш сын явно что-то думает про это. Что-то, чем предпочитает не делиться, пока не придет к однозначным выводам.
— И тебя это не беспокоит? — уточнил Шэй. — Ведь это может помешать тебе.
— Не помешает, — уверенно отозвался Хэйтем. — Потому что я и теперь играю на уровень выше него. Коннор был честным только в одном — когда рассказывал мне о приглашении Вашингтона. Он предупредил, что будет честным, и потребовал того же от меня. И мы оба сдержали обещание. Так что ты можешь доверять только этой части нашего разговора.
Шэй молчал, и Хэйтем молчал тоже. Огонь хаотично лизал обугленные остатки дров в камине.
— Я горжусь им, — вдруг тихо произнес мистер Кенуэй, глядя в огонь. — Он, конечно, еще многого не умеет… Но мне приходится действовать против него почти в полную силу. Еще не в полную, хотя это вопрос пары-тройки лет. А потом… Если все будет… спокойно, то чтобы его победить, мне придется действовать на пределе возможностей. Это займет еще лет… пять-семь.