— Ничего, мистер Кенуэй. Либо вы… преувеличили его влияние, либо основной удар еще впереди. Мистер Берр спокойно занимается своей прокурорской практикой в Нью-Йорке, активно обвиняет богатых и знатных людей. Ему самому дополнительные средства не требуются, своих достаточно, поэтому деньги идут на поддержку низших слоев населения. Он предпринял попытку выставить свою кандидатуру на конвент…
— Про это я знаю, — перебил Хэйтем. — Но это было настолько нелепо, что его кандидатуру даже не рассматривали в Легислатуре.
— Верно, — кивнул мистер Рутледж. — Мистер Тёрнер сообщал, что мистер Берр наводил справки о том, что требуется для создания своего социального общества, якобы ставящего перед собой цель помогать иммигрантам, но в этом нет ничего противозаконного. И вряд ли это будет трудно… Финансы от его деятельности довольно неплохие, а с обществом ему энергично помогает мисс Дебора Картер — миссис МакГрегори по мужу. Ей эта тема должна быть близка.
— Кто бы сомневался, что она выйдет замуж за кого-нибудь униженного и оскорбленного, — хмыкнул Шэй. — Какой-нибудь ирландец без портков?
— Мистер МакГрегори? — удивленно приподнял брови Эдвард. — Что вы, Шэй, он держит ирландские банды Нью-Йорка железной хваткой.
— А, — Шэй не удержался, заржал. — С этими я сталкивался, когда пошел в кабак без Хэйтема. Сначала попытались содрать с меня денег, но услышали, как я говорю — и отстали. Очень грамотно отстали, мне было бы жаль их убивать, свои же.
— То есть такие же ирландские бандиты, — «перевел» мистер Кенуэй. — Эдвард, мне это не нравится. Отдайте приказ мистеру Тёрнеру, чтобы глаз не сводил с Берра. Орден должен знать, что он ест, пьет, с кем спит и сколько раз за ночь использует ночной горшок.
— Приказ? — мистер Рутледж тонко улыбнулся. — Я бы назвал это «настоятельной просьбой». Я не магистр, мистер Кенуэй.
— Сколько раз я говорил вам то же самое? — парировал Хэйтем. — Пусть будет настоятельная просьба. Главное — чтобы она была исполнена в точности. Можете, конечно, воспользоваться помощью Блессингтона…
— Он в Бостоне, — возразил Рутледж. — Туда, обратно… Лишний месяц. Не беспокойтесь, я найду нужные слова.
— Не сомневался в вас, — склонился мистер Кенуэй. — Мистер Гамильтон, мне с моего места видно, что Вашингтон подбирается к Мэдисону. Это же ваш казначей? Держу пари, мистер Вашингтон желает решить какие-то финансовые дела, потому что ничто больше его с Мэдисоном не связывает.
— Вашингтон — финансовые дела? — Гамильтон фыркнул. — Мистер Кенуэй, как владелец банка я могу сказать вам абсолютно точно: мистер Вашингтон — самый богатый человек в Америке. Я не проводил оценки его поместья, рабов и ценностей, но почти уверен, что если найти на них покупателя, то он в одиночку может погасить не меньше двух третей государственного долга Штатов. Но вы правы, это подозрительно… Пойду поддержу Джеймса, он один с Вашингтоном не справится. Шутка ли — живая легенда? Эдди, это ненадолго, обещаю. Не отвлекайся от дел Ордена, я тебя сам найду. И не пей много шампанского, у тебя будет болеть голова.
— Алекс, — мистер Рутледж нахмурился. — Не позорь меня перед великим магистром. Моя голова вполне выдержит немного шампанского.
Шэй отвел глаза, чтобы не пялиться… слишком. Высокий, широкоплечий мистер Гамильтон и подчеркнуто изящный мистер Рутледж составляли на вид красивую, гармоничную пару, а сам тон, которым они общались, позволив себе немного больше, позволял предположить, что и в отношениях они отлично дополняют друг друга. Вот только… На Эдварда было не слишком похоже — позволять себе вольности в чьей-то компании.
Однако стоило мистеру Гамильтону раствориться в толпе празднующих, как мистер Рутледж улыбнулся, и на левой его щеке обозначилась ямочка.
— Простите, господа, — и в голосе прозвучало что-то обезоруживающее. — Алекс слишком раздражен всей этой бесконечной канителью с Конституцией. Я предпочел пренебречь некоторыми правилами приличий, чтобы вселить в его душу немного больше умиротворения. В конце концов, это ради блага Ордена — нам еще работать и работать.
— Ради Бога, — Хэйтем взмахнул рукой. — Тем более во имя блага Ордена.
— И кстати, про Орден… — Эдвард немного помолчал и вздохнул. — Передайте, пожалуйста, мастеру-ассасину, что он может более не избегать меня. Я… Мистер Кенуэй, я в свое время повел себя слишком резко, неразумно. Но, в конце концов, если бы мистер Коннор не убил мистера Тарлтона, я бы мог всю жизнь мучиться от… неразделенности, и никогда бы не посмотрел на Алекса. Все это, конечно, не означает, что гибель Мортимера была… справедливой, но в жизни хватает несправедливостей, а у меня наконец появилось достаточно душевных сил, чтобы это признать.
Шэй видел, что возлюбленный… взволнован. Даже дыхание участилось, но мистер Кормак не среагировал — это было возбуждение совсем иного толка, да и к Рутледжу Шэй давно уже не ревновал. И Хэйтем его ожидания оправдал.
— Эдвард, я очень ценю то, что вы мне это сказали, — произнес он медленно и веско, подчеркивая собственные слова. — Для этого требовалось определенное мужество, но главное — опыт и переоценка ценностей. Разумеется, Коннору я передам. Но меня радует даже не то, что вы готовы отказаться от вражды, а то, что вы вообще задумались над этим. Не скажете, что же стало причиной? И заранее прошу меня извинить — если вопрос слишком личный, то я снимаю его.
Однако мистер Рутледж отрицательно покачал головой:
— Вы имеете право знать, поскольку только ваша… гм… тактика позволила сохранить то, что, наверное, можно назвать миром. Я заплатил за это должностью великого магистра… Не думайте, я теперь все понимаю. Но для меня так же не секрет, что мне вы доверяете больше, чем Роберту. Роберт — замечательный исполнитель, но у него, как и у многих военных, не хватает фантазии, он не справится один. А посмотреть с иной стороны мне позволил Алекс. Я тоже заранее прошу прощения, что вам приходится это слушать, но иначе вы не поймете. В отношениях с моими бывшими… друзьями я всегда искал кого-то, кто был бы как Мортимер. То есть мужчину, который бы, так скажем, мог заставить меня ничего не решать. Мое амплуа в Ордене заставляет меня ежедневно принимать решения, и мне хотелось… Надеюсь, мне не придется произносить это вслух. И когда я обратил внимание на мистера Гамильтона, мне казалось, что в нем это воплотилось: блестящий военный, который, как бы пошло это ни звучало, сможет носить меня на руках. А когда мы с мистером Гамильтоном зашли уже довольно далеко, оказалось, что все мои мечты были весьма наивны. Алекс, несмотря на его рост, силу и потрясающую карьеру, тоже… хм… так скажем, искал того, кто сможет носить его на руках — хотя бы образно. И нам обоим пришлось пересмотреть свои взгляды, а это, само собой, заставило и иначе взглянуть на прошлое. Я не спрашиваю Алекса про мистера Лоуренса. Он не спрашивает… Ничего не спрашивает. Но я понял самое главное — никто, кроме тебя самого, не может сделать мечту реальностью. А уже эта мысль заставила меня признать, что в своих мечтах прежде я уподоблялся незамужним девицам. Осознать это было трудно и даже обидно, но прятать голову в песок — не лучше. Я смог это преодолеть, а вместе с этим — и многое другое.
Речь мистера Рутледжа, который обычно изъяснялся ясно и полно, прозвучала довольно скомканно, но Шэй, в общем-то, прекрасно понял, про что толкует соратник. Хэйтем обычно не приветствовал подобную откровенность, но на этот раз только одобрительно кивнул:
— Рад это слышать от вас, Эдвард. Умение анализировать — необходимое качество для великого магистра, а умеренная рефлексия помогает грамотно оценивать возможности. И поверьте, оценить врага куда проще, чем оценить себя, так что если вы научились последнему, то и с противниками у вас сложностей не возникнет.
— А я просто рад за тебя, — хмыкнул Шэй. — И за Гамильтона. Не хотите переехать на Нижний Манхэттен? Мы с мистером Штойбеном будем замечательными соседями.
— Все может быть, — Рутледж улыбнулся. — Но пока не планировали. Хотя Алекс хочет завести пару собак, и тогда потребуется дом с садом — как раз как на Манхэттене.