— Я? — хмыкнул Шэй. — После ледяных валов и арктических ветров?
— Ты — вряд ли, — скептически хмыкнул мистер Кенуэй. — А вот наш «охотник» вполне может.
«Охотник» попытался было вывернуться, чтобы встать на ноги, но Шэй ему больше не доверял, предпочел донести. Хэйтем шел впереди, освещая дорогу, а едва за спиной захлопнулась входная дверь, велел:
— Думаю, нам стоит поговорить.
— Сейчас? — Шэй слегка отпустил свою ношу и воззрился на любовника с удивлением. Тот не был поклонником ночных бдений.
— Да, сейчас, — отрезал Хэйтем и чуть мягче добавил. — Пойду разбужу миссис Стэмптон и попрошу согреть молока.
Шэй передернул плечами, согреваясь, и, поставив ребенка на ноги, крепко взял его за ладошку здоровой рукой.
— Идем, — скомандовал он серьезно, но без суровости. — Посидим в столовой, поговорим.
Коннор послушно потащился за ним, и только на пороге столовой Шэй услышал, что тот всхлипывает — почти неслышно. Хотел было утешить и потрепать по голове, но вдруг подумал, что самому бы ему такие утешения в таком возрасте не понравились. И не стал.
Он подтолкнул мальчишку, и тот сам устроился за столом, за которым они все вместе сегодня уже и обедали, и ужинали. Хэйтем сердился, что ребенок не умеет пользоваться приборами, Шэй насмешливо сглаживал возмущенные речи, и ему казалось, что все более-менее уладилось. Но оказалось, что вовсе нет. Разумеется, вольному «охотнику» пришлись не по нутру воспитательные методы какого-то постороннего человека, пусть он хоть трижды отец.
Коннор был бледен, несмотря на довольно смуглую кожу, а нос и глаза покраснели, но он держался — видно, на чистом упрямстве. От кого ему передалось такое потрясающее упрямство, Шэй тоже догадывался.
— Мистер Кормак, — почти неслышно позвал вдруг ребенок. — Зачем ты меня поймал? Я думал, ты не такой, как мой отец.
— А зачем ты сбежал? — возразил Шэй вопросом на вопрос. — Разве так поступают взрослые люди?
— Потому что я так не хочу, — мальчишка снова начал «наливаться». — Я хочу назад. Это племя — не мое племя, но они приняли меня, когда у меня никого не было. Я всегда хотел узнать отца, потому и Чарльзу Ли всё сказал. Но я хочу, чтобы я сам! Я вырасту и приеду.
— Даже если так, — Шэй вздохнул. — Куда бы ты побежал сейчас? Ночью, в городе? Без денег, без оружия? Тут полно всякого сброда. До твоей деревни пешком несколько недель пути, а что бы ты ел все это время, где бы спал? Об этом ты подумал?
Кажется, Коннор задумался. Шэй грустно осознавал, что и сам так мог бы в те же годы. Думать не куда бежишь, а откуда… Да, собственно, он и в куда более зрелом возрасте порой поступал не многим умней.
— Не раскисать! — скомандовал Шэй, потому что мальчишка окончательно сгорбился на слишком высоком для него стуле. — Ты ведь даже не попытался поговорить с отцом! Он вовсе не такой плохой, как ты о нем думаешь. Знаешь, — Шэй слегка улыбнулся, — он просто не знает, как с тобой говорить. Ты ведь о нем знал, а он-то про тебя нет. Ну так покажи ему, что ты — очень даже взрослый парень. Разве я стал бы дружить с человеком, который так плох?
— Ты — другой, — сделал вывод Коннор. — У меня есть друг. Ганадогон. Он совсем не такой, как я. Но я бы тоже не стал дружить с плохим человеком.
— Вы еще обязательно увидитесь с Ганадогоном, — Шэй облегченно выговорил имя, возблагодарив судьбу, что оно немного более произносимо, чем настоящее имя Коннора. — Приедешь потом, расскажешь, чему выучился. И он тебе много чего интересного расскажет. Ты умеешь писать?
По непреклонной, но обиженной мордашке Шэй сделал вывод, что нет, не умеет. Или, по крайней мере, умеет не настолько хорошо, чтобы этим похвастаться.
— Ты можешь научиться, — добавил Шэй. — Твой отец тебя этому непременно научит, а ты сможешь научить и своего друга, и тогда вы сможете переписываться. Твоему другу это тоже пойдет на пользу. Наступают другие времена, людям… придется договариваться.
— Я хочу уметь писать, — Коннор немножко оттаял, хоть и шмыгал носом чаще. — Это сложно?
— Нет, не очень.
— А ты всегда тут живешь? С отцом?
Шэй заговорил осторожно:
— Не всегда. Я тебе говорил, у меня есть корабль, и я часто ухожу в море. Там тоже много дел. Но я стараюсь навещать мистера Кенуэя почаще. И ты так же сможешь иногда приезжать в свою деревню. К тому же… Конечно, племя — это почти твоя семья, но ведь мистер Кенуэй — тоже семья? Он еще не очень привык к мысли, что у него теперь есть ты, но я знаю Хэйтема… давно знаю. Чуть меньше лет, чем тебе, это много. Я уверен, что он захочет стать самым лучшим отцом. Но пока не очень знает, как это сделать.
Мальчишка ответить не успел. На пороге появился сам Хэйтем, а за ним, переваливаясь, семенила экономка в сбитом чепце. Заспанная и помятая, она несла поднос с кувшином и чашками и сонно моргала, стараясь не споткнуться.
— Благодарю, миссис Стэмптон, — произнес Хэйтем, едва поднос оказался на столе. — Простите, что прервал ваш отдых.
— Это ничего, — пробормотала миссис Стэмптон, сочувственно и с осуждением одновременно. — Если нужно, зовите. Мастер Коннор-то совсем худенький, недоедал, видать. Как же вы так…
Хэйтем ничего ответить бы не успел, потому что женщина быстро покинула столовую. Как чувствовала, что ничего хорошего не услышит. Хэйтем выдохнул, сам налил сыну молока и поставил перед ним дымящуюся чашку:
— Пей, — велел он, но голос его звучал не строго, а устало. — Может быть, скажешь мне, чем я так провинился перед тобой, что ты попытался сбежать в первую же ночь в моем доме?
Шэй видел, как Коннор взглядом ищет у него защиты, и ободряюще кивнул — мол, говори.
— Ты мой отец, — голос ребенка дрогнул, но с каждой секундой звучал все громче и быстрей. — Но я привык к своей деревне, к людям, которые там. Так нельзя — увезти и всё. Мать Рода будет волноваться. Ганадогон будет думать, что я больше не вернусь. Он будет скучать. А еще у меня там остался мамин оберег. И мои вещи. Я хочу там тоже жить. Не только здесь.
Хэйтем задумался, побарабанил пальцами по столу, как и всегда в момент серьезных размышлений…
— Хорошо, — напряженно произнес он. — Я съезжу в твое племя, поговорю с этой… матерью… Привезу твои вещи. Ты сможешь бывать там, если… обещаешь больше не сбегать.
— Нет, — вдруг возразил Коннор, а на удивленный взгляд пояснил. — Пусть поедет мистер Кормак. Ты ведь поедешь? Я живу с другими детьми, которые без родителей. Тебе покажут. Только обязательно привези и мой лук, и мой томагавк. И мамину сумку. И перья, они защищают и благословляют. И змейку из бусин. И Рохвако.
Хэйтем слушал этот список с крайне странным выражением лица. И только на последнем пункте не выдержал:
— А что такое рохвако?
— Это… волк, — подумав, сообщил Коннор.
Шэй приподнял бровь, а мистер Кенуэй крайне недоверчиво произнес:
— Я против… питомцев. И уж тем более таких.
Коннор тут же бросился объяснять:
— Он ведь не настоящий волк! Он маленький, из волчьей шкурки. Я тебе его покажу. Потом.
— Ладно, если маленький и из волчьей шкурки, то привезем Рохвако, — окончательно капитулировал мистер Кенуэй.
— Я готов съездить, — кивнул Шэй, а потом поглядел на Хэйтема, и тот со вздохом кивнул:
— Конечно, перья и томагавк — гораздо важнее, чем Шкатулка, я понимаю.
Но Шэй действительно неплохо его знал — и был уверен, что тот действительно понимает, что перья и томагавк иногда гораздо важнее Шкатулки Предтеч.
— Тогда выдвинусь завтра утром. То есть сегодня утром, — сразу поправился Шэй. — А туда нельзя дойти морем? «Морриган» довольно быстроходна.
— Выход к морю во фронтире есть, но я не знаю, насколько далеко до поселений ганьягэха, — задумался Хэйтем. — Стоит оценить карты. А ты сумеешь собрать команду за несколько часов?
— Гист поможет, — не задумываясь, откликнулся Шэй. — И потом, мне же не нужна прямо вся команда. Я постараюсь никого не задевать и не задирать, и тогда путь окажется быстрым и спокойным.
— Я знаю твои умения «не задевать», — хмыкнул Хэйтем, но не продолжил — Коннор, успокоившийся после ночной выходки и напившийся горячего молока, начал клевать носом и явно с трудом сидел на высоковатом для него стуле.