— Кто тут? — послышался мужской голос.
— Открой! — шевельнул губами Алексей. — Открой, замерзаю!
Дверь распахнулась, горбатый мужик стоял на пороге, в его руке сверкал топор. Велико же было его изумление, когда он увидел полураздетого великана, уцепившегося руками за косяк.
— Заходи!
Алексей переступил порог жарко натопленной избы. В лицо ударил кисловатый, теплый запах овчины, у Барова закружилась голова, и он стал медленно оседать на пол. Старик зажег коптилку, подошел к Барову. А тот сидел у порога, свесив беспомощно голову на грудь. Горбун присел на корточки перед ним, за волосы поднял его голову. Он увидел лихорадочно блестевшие глаза, широкие темные пятна на лице, как от укусов. Затем хозяин перевел взгляд на ноги и присвистнул. Антонов огонь… Ноги почернели по щиколотку и страшно распухли. Да, они отслужили великану, в этом старик был уверен.
— Ты кто? — тихо спросил он.
Баров не ответил, он спал. А горбун потерял сон и покой. Он метался по каморке, сплевывал горьковатую слюну и думал, ожидая утра. «Угодный немцам человек не будет ходить в мороз босой и раздетый. Он беглый! За поимку выйдет награда. Прости меня, господи, грешного, и помилуй! Сыми с меня сей грех!» — Горбун перекрестился и, кряхтя, полез на скрипучую кровать.
Деревня просыпалась медленно. Залаяла собака, заскрипел под ногами снег, людские голоса донеслись с улицы. Горбун поднял голову от подушки и посмотрел на гостя. Тот спал, привалившись спиной к стене. Горбун постоял над ним в нерешительности, потом схватил с гвоздя полушубок, напялил его и выскочил из комнаты. На всякий случай он примкнул снаружи дверь избы на большой амбарный замок и рысцой потрусил за околицу…
Алексея разбудил сильный удар в бок. Он вскинул голову и тупо, непонимающе повел головой. На глаза ему попались ноги, и боль вернулась к нему снова, она стала рвать тело, заныли руки, заполыхали жаром, словно иссеченные хлыстом. Он увидел носки тяжелых солдатских сапог. Их вид вернул Барова к действительности. Рядом с носками упирался в пол приклад винтовки.
— Вставай, выспался, — прозвучал грубый голос.
Алексей поднял голову. Их было пятеро — двое немцев и трое полицаев. Из-за печки выглядывал горбун. Алексей оперся о стену и тяжело встал на ноги. К удивлению, почувствовал, что может твердо стоять на ногах.
«Многовато!» — с сожалением прикинул он. Баров сильно, наотмашь, ударил ближнего к нему, длинного как жердь полицая; на голову второго, в летней немецкой фуражке, он обрушил здоровенный кулак, отчего ноги у полицейского подкосились, и он мгновенно распластался на полу. Алексей схватил табуретку и, орудуя ею, как палицей, стремительно пошел к двери. Ему уже удалось пробиться к выходу, но выскочить из комнаты он не успел. Один из немцев нанес Алексею сильный удар прикладом по голове, и Баров рухнул на пол.
Отчаянно матерясь и проклиная на чем свет стоит и деревню и партизан, полицаи потащили Барова к саням. Алексей пришел в сознание и, пересиливая боль в затылке, открыл глаза. Он увидел и полицаев и горбуна, подобострастно заглядывающего им в лица. Горбун повернулся к Барову и в ужасе закричал:
— Привяжите его за шею! За шею, не то он вырвется!
Он сам подскочил к саням и надел Алексею веревочную петлю.
— Будешь дергаться — задушишься, богоотступник, сатана проклятая! — предупредил он и привязал конец веревки к задку саней.
Из разговоров полицаев Алексей понял, что за ночь, блуждая по лесу, он ушел всего лишь километров на семь.
— На, хлебни, погрейся, — повернулся к Барову один из полицейских и приложил к его рту кружку с самогонкой. Алексей хлебнул и поперхнулся обжигающей жидкостью. В следующую секунду кружка вылетела из рук сердобольного полицейского.
— Жалеешь гада, Сидоркин! — заорал полицай с распухшим носом и синяком под глазом.
— Ты чего тут раскомандовался, уголовщина! Здесь тебе не тюрьма, а ты мне не надзиратель! — пытался уязвить разошедшегося полицая Сидоркин. — Он тоже есть человек, а что тебя смазал по рылу, так тебе не привыкать, мало тебя лупили за кражу на барахолке!
Лошадей остановили, полицаи соскочили на землю. Сидоркин не отличался атлетическим телосложением, но в руке у него оказался увесистый железный шкворень. Он набычился и стал наступать на своего обидчика.